Алексей Пехов - Созерцатель

Поджидающая тебя.

Мы старались держаться поближе к стенам, не выходить на лунный свет и при малейшем признаке опасности прятаться в домах, подвалах, забираться на хлипкие и проржавевшие пожарные лестницы или же просто бежать со всех ног прочь.

В Мюр я был уверен. Уже видел ее во время штурма Гнезда, погони и на Лунном острове. Она была решительной и достаточно отчаянной для того, чтобы носить в кармане ручную гранату на «всякий случай». Девчонка меня не задерживала и, что самое главное, не хлопалась в обморок и не лила слезы. Мюр чем-то напоминала Сайл. И пусть у них была разница в возрасте почти десять лет, эти женщины сильно отличались от прежних поколений, родившихся и взрослевших до войны.

Большинство моих знакомых подобное явление довольно сильно бесит. Они не готовы разрушать те консервативные рамки, точнее клетки, в которых долгие годы существовало наше общество и где женщинам были отведены лишь определенные обязанности, заграницы которых те не смели выходить. И если искирка могла делать какие-то вещи согласно традициям ее страны, где аристократки порой брались за нагинаты [77] Нагината – искирское оружие, которым часто пользовались женщины из благородного сословия, защищая свои дома в отсутствие мужчин. Представляет собой древко длиной около двух ярдов, заканчивающееся клинком. , то Мюр являлась вызовом старым правилам. И не только Мюр.

С каждым годом их появлялось все больше и больше. Кто-то шел в армию и, преодолевая сопротивление, пробивался наверх, кто-то управлял аэропланом, водил мобиль или же искал счастья на западе Конфедерации Отцов Основателей, с двумя револьверами на бедрах и ситом для мытья золота.

Я относился к этому… как к должному. Мир меняется со скоростью лесного пожара, и роль женщины в нем – это меньшая проблема для тех, кто старается бороться с этим явлением.

Ведь если только вспомнить…

Сто пятьдесят лет назад мы еще плавали под парусами. Затем появился уголь, задержавшийся меньше века и с каждым годом сдающий позиции новому мессии – мотории. И папаша Уолли прав, пускай он тысячу раз старый хрыч, через шестьдесят лет, когда дед давно спрячется в могиле, мир изменится еще сильнее. Мотория, скорее всего, будет повсеместной. А вместе с ней повсеместным станет то, что сейчас с таким трудом пытаются сдержать и не дать распространиться по миру, – ингениум, контаги и то, о чем мы еще пока не подозреваем. Как перевернется наша жизнь, когда под мостом или в соседней квартире вдруг появится чудовище-людоед, навсегда переставший быть человеком, а в доме напротив или в одном с тобой трамвае станут ездить люди, способные взглядом расплавить стальную балку и вот-вот грозящие соскользнуть в безумие, из которого нет возврата?

Или, быть может, все станет куда лучше?

Общество примет ингениум, найдет способ нейтрализовать опасность? Черт его знает. Возможно, я смогу дожить до ответов, если меня не сожрет какой-нибудь не в меру голодный троглодит или не найдет ретивая пуля.

Поначалу все шло очень неплохо, я бы даже сказал, хорошо. Мы проходили квартал за кварталом, дышащие сыростью и запустением. Отовсюду раздавался тихий и осторожный писк, крыс тут развелось достаточно – они шныряли вдоль домов, порой перебегали улицу, прятались в упавших водосточных трубах и рылись в грудах старой рухляди. Здесь было их царство, во всяком случае, до тех пор, пока не появлялись контаги.

Внезапно все стихло. Словно ветер ударил по фрамуге, распахнул ее и задул стоявшие на столе свечи. Крысы заткнулись со столь дружным единством, что даже придурок из Кавардака [78] Кавардак – жаргонное название Шемблской королевской психиатрической больницы Хервингемма. подберет свои слюни и поймет, что пришло время, когда не стоит привлекать внимание воплями о том, что ты премьер-министр и королева в одном лице.

Мюр ловко юркнула за низкий постамент памятника, от которого сейчас оставались целыми одни лишь ступни, все остальное грудой мраморных обломков было раскидано вокруг. Я спрятался тут же, хотя укрытие, признаюсь честно, было так себе.

Оно проползло по улице мимо, и я сомневаюсь, что это существо, которое язык не повернется назвать человеком, смогло бы разглядеть нас, даже если бы я стоял у него на дороге. По банальной причине – голова у контаги отсутствовала, вместо нее из плеч торчал покатый холмик. Ни рук, ни ног. Только изуродованный, удлиненный торс с выступающими из спины, сросшимися в гребень ребрами и… черт знает… змеиный хвост? Ползло оно как змея – быстро и совершенно бесшумно.

Когда контаги оказался на участке мостовой, залитой лунным светом, он стал еще более отталкивающим, чем прежде. Бледный червь с отвратительными язвами и черными точками по всему телу. Приблизившись к дому, чудовище внезапно выстрелило вверх десятками тонких длинных отростков, похожих на усики плюща. Оплело ими балкон второго этажа и втянуло себя на него, а после скрылось в здании.

О том, что оно ушло, известили вновь запищавшие крысы.

– Раньше здесь звучал детский смех, – с дрожью в голосе произнесла Мюр. – А теперь живет такое. Мы в заповеднике кошмаров, Итан.

И кошмары отделяет от города с его домами, фабриками, переулками, прекрасными садами, сахарными дворцами, оперными театрами и уютными кафе лишь Железный гигант.

После этой встречи двигаться под прикрытием домов казалось нам не самой лучшей идеей. Я то и дело посматривал наверх, где на каждом выступе, карнизе или балконе могло притаиться создание, способное оплести нас щупальцами, задушить, затащить в свое логово.

Не слишком приятное ощущение, скажу я вам.

Улица впереди сужалась. Раньше здесь находились старые ворота – до сих пор еще была видна арка прохода, на которую следующие поколения риертцев взгромоздили целый этаж, используя ее как опору. И в самой узкой части мы встретили очередного контаги.

Он сидел прислонившись спиной к стене, деформированная голова опущена, лицо скрыто за волосами, а неестественно длинные ноги вытянуты и перегораживали проход.

Мы с Мюр остановились, сомневаясь, стоит ли настолько рисковать, проходя от него на расстоянии вытянутой руки.

– Лучше вернемся и найдем другой путь. По соседней улице, – предложил я.

И она, не отводя взгляда от спящего, сделала шаг назад, соглашаясь.

Следующий час прошел без приключений, приняв нас в лабиринт проулков заброшенной части Риерты. Иногда, подозревая опасность, я просил девушку повременить и шел вперед в одиночку, ярдов на двести-триста, чтобы проверить, нет ли ловушки.

Мои опасения были напрасными, эта часть Старой Академии оказалась оставлена всеми, включая контаги. Лишь раз я заметил присутствие человека – разбросанные и практически утонувшие в грязи кости. Кусок бедренной и ключица.