Сс Базов - Когда кончаются игры (СИ)

— Разве это может избавить меня от того, что ты приготовил в этот раз? — неожиданно отзывается Кай. Акросс ожидал, что он замкнется, уйдет в глухую оборону и попытки не уронить лицо.

— Никогда не задумывался над тем, почему я всегда побеждаю?

— Нет, — без паузы отвечает Кай. И с пола, из расслабленного и безвольного положения обреченного вдруг подскакивает так, чтобы перехватить Акросса поперек тела и по инерции вытащить в коридор, на свет свечей. Гранит молча наблюдает за дракой, прежде чем произнести:

— Честное слово, я бы чувствовал себя воспитателем в детском саду, не сжигай ты его в конце игры.

Потасовка заканчивается тем, что Кай оказывает прижат к каменному полу, запыленному после вчерашнего разрушения.

— Гранит, я вроде бы крест его убрать просил, а не любоваться на нашу возню, — Акросс говорит так длинно назло, будто ему не стоит никаких усилий удерживать противника. Кай вскидывает голову, пытаясь разбить ему нос затылком и, конечно, у него не получается. А потом Кай замирает, потому что Гранит, устав от их перепалки или просто подчиняясь приказу, оставляет широкое лезвие ножа над огнем одного из факелов. Кажется, Кай забыл, что крест у него не на цепочке, а вытатуирован на коже. Просто так его не сорвешь, на то и рассчитан.

— Я не собираюсь вырезать его. Только прижгу, — успокаивает Гранит, как безразличный стоматолог, старающийся, чтобы пациент дергался меньше, но Кай, как еж, сворачивается клубком, спрятав татуировку, и дышит так глубоко, что Акросса кК волны качают. «Он почувствует», — вспоминает Акросс и, сам морщась от того, что делает, будто его самого вынуждает кто-то, одной рукой перехватывает волосы на затылке Кая, другой прижимает к полу его плечо, чтобы открыть крест.

Когда лезвие прикладывают, к горлу подкатывает тошнота от запаха горелого мяса, но Кай не кричит, и по расфокусированному взгляду Акросс понимает — он пытался сбежать, ему все еще есть куда. Ему сложно представить, что такое ощущать боль и в играх, ведь это значит быть реальным в обоих мирах, то есть сделать то, чего сам Акросс никогда не мог. Кай еще медитирует, пытаясь не замечать боль. Он похож на спящего с открытыми глазами.

Кай приходит в себя уже со связанными руками и в одной из повозок, так похожую на те, в которых перевозят «мясо» для вампиров, только он тут один. По этой повозке он и понимает, наконец, что именно Акросс приготовил на этот раз.

И уже после этого на него сваливается ощущение боли — резкой, над ключицей и ноющей в сломанной руке. Ворот порван и крест прерывается красным треугольником ожога. Его не могли съесть из-за этого креста, во всяком случае не целиком, а теперь пропала последняя защита. Чтобы как-то отвлечься, Кай представляет себе штаб — взволнованного Хаски, который не знает даже, к чему готовиться, расстроенную проигрышем Гидру и Дроида, этот с ними сидит только за компанию. Он с радостью запирался бы в комнате, когда Кай возвращался после игр. Да и сам Кай предпочел бы быстро прошмыгнуть к себе.

Акросс прав — они всегда проигрывали. Казалось бы, игр прошли — не счесть, но все время что-то мешало, и все заканчивалось вот так.

— Разве не приятно будет вернуться к своим?

Кай вздрагивает от неожиданности — он и не заметил, что в повозке не один. В другом углу, в темноте, у решетки сидит Акросс — впервые в одной клетке с ним.

— Ты меня преследуешь? — как можно безразличнее спрашивает Кай, отвернувшись. — Куда мы едем?

— На бал.

— Не вижу на тебе бального платья.

— Шутник, — усмехается Акросс, все еще едва различимый в этой темноте. Кай сидит к свету ближе, луна сегодня почти полная. Ему видно и широкую дорогу в лесу, по которой они едут. — Думаешь, что чувство боли нас объединяет? Разве ты не выключился из игры, когда к тебе приложили раскаленное железо? Разве ты не сбегаешь в штаб до того, как умрешь по-настоящему?

— Меня отпускает Королева. Сам бы я сбежать не мог. К тому же… Кто тебе сказал, что я вообще чувствую боль?

— Хочешь продолжить эксперимент? Окон тут нет, чтобы от меня избавиться.

— Я понял. Еще одна пытка. Необходимость разговаривать с тобой перед казнью, — кивает Кай, на всякий случай сменив тему. Пропадают сосны по бокам дороги, повозка начинает подниматься по склону в горы. Кай замечает крепостные стены далеко вверху. Это тупик, значит — уже скоро.

— Гидра не считает разговор со мной пыткой. Во всяком случае, не в том смысле, который вкладываешь в эти слова ты.

Кай больше не отвечает. Он чувствует близость развязки и снова пытается отвлечься. Опять представляет себе штаб. В этот раз его заставил ввязаться Хаски, которому не сиделось на месте, пока капитан у Королевы. Теперь Кай хочет остаться в штабе чуть-чуть подольше и подумать хорошенько над тем, почему они всегда проигрывают. Может, стоит начать стрелять Акроссу в спину, когда выдается такая возможность?

Тщедушные слуги Акросса не могут с ним справиться, поэтому конвоирует его Гранит. Он и сам охотник на нечисть, но вместо рясы на нем белая рубашка с высоким горлом и совсем не подходящим ему кружевом. Черт его знает, что могут подумать остальные вампиры, если выяснится, что Акроссу помогает один из охотников — станут уважать или сочтут и самого предателем.

Кая, пыльного и связанного, сначала приносят на кухню — мрачную, больше похожую на пещеру. И Кай отворачивается, насколько это возможно, находясь на плече у Гранита, чтобы не видеть происходящего здесь: кандалов и разделочных ножей.

— Этого только отмыть, — в наступившей тишине командует Гранит, но никто Кая не забирает, и он сам скидывает ношу в большой котел, в котором обычно готовят суп, но в этом до краев теплая мыльная вода. Кай чувствует, что у него начинает щипать глаза, но не может их потереть — все еще связаны руки. Он как бы превращается в кусок мяса и ничего не в состоянии с этим сделать, оставшись безоружен, один и в полной власти Акросса, который в любом мире изначально сильнее.

Гранит и сам спешит. Кая нельзя переодеть из-за связанных рук, поэтому его лишь наскоро вытирают шершавой тканью с неприятным запахом дыма, и возвращают на плечо Гранита.

Акросс ждет у перил, беседует при этом с какой-то женщиной в маске и пышном платье. В главном зале тоже почти нет света, зато шумно от разговоров. И все они стихают, когда, подойдя к перилам ближе, Акросс обращается к гостям:

— Господа!

Кай слышит прерывистое и громкое свое дыхание. Это как оказаться в собственном кошмаре.

— Как я и обещал. Главное блюдо — молодой охотник, разрушивший недавно мой замок. Еще живой и теплый.

И тогда Гранит сдвигается с места, вызвав в Кае желание цепляться за что угодно, но остаться на месте, не туда, не к перилам. И постепенно его взгляду открывается первый этаж с неровным светом свечей и оттуда все как один устремленные на него красные глаза замерших хищников.