А Эльстер - Вниз и влево (СИ)

И… Эльза… я увидел…

— Мое славное воинство, — помогла ему Эльза, — И понял, что Вальтер сказал правду.

Тадеуш жег ее глазами: она чувствовала это даже в кромешной тьме.

— Все опять развалилось на части, — произнес он, наконец, — Я понял, что все было напрасно. Повернулся и пошел прочь, но быстро сообразил, что просто идти недостаточно: сомнут. Побежал. Смотрю — и Вальтер тут же, рядом держится. Ушли мы чуток с обочины, гляжу — толпа редеть стала. Выбрались на дорогу: там человек лежит, стонет. Затоптали его, видать. Я Вальтеру говорю: вы ведь врач, помогите ему! — а сам над раненым склонился. Вальтер открыл саквояж, вытащил оттуда что-то… в-общем, упустил я момент, да и не ожидал такого: он вместо того, чтобы раненым заняться, зашел мне за спину и прижал к моему лицу тряпку с какой-то гадостью… пахнуло этак остро… а потом я потерял сознание.

— Ничего себе… — прошептала Эльза.

— Очнулся я, — продолжил Тадеуш, — в каком-то подвале. Лампочка горит, ведро железное, на полу матрас и я на нем — к трубе прикован за ногу. Долго сидел один. Потом явился этот… Вальтер. Встрепанный весь. Слова не давал сказать: «Заткнитесь, — кричал, — Заткнитесь! Не говорите ничего!» Однако воды принес и хлеба. И ушел чуть ли не бегом… Понял я, что он меня привез к себе домой, а зачем — я не знал.

Потом я опять долго сидел в одиночестве, а потом он стал меня навещать. С виду-то он успокоился — но только с виду. Я бы иначе сказал: он встал на какую-то свою… лыжню, и спокойствие его было только от того, что лыжня эта никуда не сворачивает. Меня он ни о чем не спрашивал, только сам говорил — иногда часами. Говорил о тебе, и о вас троих, когда вы занимались наукой… Он тебя любил, — ты знала?

Эльза кивнула. Не дождавшись больше ничего, Тадеуш повел рассказ дальше:

— Он сказал, что из-за этого и стал с вами работать. Но любовь его была безответна, а вы делали вещи, которые он принять не мог — однако же принимал. Он, как я понял, был довольно мягкотел… Он шагал через себя, чтобы оставаться с тобой, и сам в этом себе не признавался. Вместо этого он придумал, что ты ведешь с ним какую-то извращенную игру… Он решил, что ты хочешь, чтобы он стал, как ты. И когда он отбросит человеческую мораль и примет твою, — тогда ты на его чувства ответишь.

Эльза слушала, не говоря ни слова. Она и впрямь зашла далеко за свою черту — но возвращение Тадеуша воскресило в ней тени чувств, которые она могла бы сейчас испытывать: недоумения, досады и горечи.

— Он долго так делал — но потом все же решил воспротивиться. Ему пришло в голову, что надо найти что-то такое, что ты переступить не сможешь. Так, думал он, получится показать тебе, что все, над чем ты смеялась и отрицала — не просто слова. Он хотел опередить тебя в злодействе, — так он выразился… Но долгое время он не знал, как за это взяться. А когда вы проделали ту штуку с полицейскими, — да, он мне рассказал, — вот тогда он вообще усомнился, что ему хватит фантазии это переплюнуть. Потом ты надела ему браслет, прежней работы у вас уже не было — и он долго ходил, выброшенный из жизни, одержимый своей навязчивой идеей.

Ходил он так до того самого дня, как тоже оказался под стенами вашего поместья, попав под эти лучи. Он шел не то к пациенту, не то обратно — но и его захватило. И там он увидел меня, и, как я понял, его взяла досада, что он полжизни занимался всякими гадостями — и не приблизился к тебе ни на сантиметр, а я палец о палец не ударил, — но продолжаю считаться твоим другом. Тогда он поддался порыву и оглушил меня эфиром, притащил к себе, но зачем я ему — он и сам не знал до поры до времени. Он был в ужасе от содеянного, но и отпустить меня уже не мог, — вдруг я в полицию пойду?

А потом его навестили представители новых властей, работать у них предложили. И он согласился, при этом сделав все, чтобы оказаться к тебе поближе. Так он попал в группу профессора… как его…

— Убермана.

— Да, его. Он сказал, что там он, наконец, увидел кое-что похлеще твоих опытов, и понял: вот у кого уж точно хватит воображения тебя превзойти в изуверстве. Он стал правой рукой Убермана, участвовал во всех его опытах, — и наконец дождался часа, когда профессор предложил провести с твоей лабораторией совместные испытания. И вот тут-то он понял, зачем ему я. Он решил проверить, сможешь ли ты меня убить ради науки.

— Проклятие… — пробормотала Эльза.

— Он все ходил кругами и повторял: «Это выше моих сил… Укрепи меня, господи… Дай мне сил, о, сатана…» По-моему, он вообще забывал, что он в подвале не один. А я сидел, как в камере-обскуре, и смотрел, как его словно бы заливает чернота.

Смотрел я на него и думал: а мне ведь и самому такие сомнения не были чужды. Интересно, думал я: не мог бы я оказаться на его месте? И вдруг решил: никогда, ни за что я на его месте не окажусь. Злость меня взяла на себя: я опять готов был выбросить медальон, услышав чужие безумные речи и увидев что-то непонятное, — и при этом даже с тобой не поговорив! Нет, решил я: раз уж я поддался порыву, из самой Америки приехал — то уж встречусь с тобой с глазу на глаз и тебя выслушаю, а до этого ничего больше решать не буду! И вот… я здесь. Скажи мне, Эльза…

Вот и все, поняла она. Сказочке — конец.

Лодка легонько ткнулась в песок.

Эльза выпрямилась:

— Хорошо, я скажу тебе. Все, что ты видел, и все, что говорил Вальтер — это правда. Но и это еще не все! Мое главное изобретение называется «Ментальная Катапульта». Она может сделать из обычного человека того, кого раньше называли «Просветленными» — то есть, освободить его Дух от пут земных условностей. От самого Закона Кармы — понимаешь? Только для этого кто-то другой должен потерять свою бессмертную суть навсегда. Как Вальтер Дитце. И я запускала ее, — свою машину! Таких, как я, называют чудовищами… Да, я производила этот опыт над людьми! И продолжу производить дальше — потому, что другими способами Просветленные почти перестали рождаться. Потому, что они уже ни на что в мире не влияют. Потому, что цель науки — по-прежнему познавать Истину! Потому, что последнее откровение было дано вовсе не каким-то аскетам — а именно нам, ученым. Оно называется: второй закон термодинамики! Это закон деградации, Тадеуш — и это закон, по которому умирает наш мир. И «Ментальная Катапульта» — мой способ его преодолеть.

А ты, мой бедный друг, зря явился! Лучше тебе и впрямь выбросить медальон в речку. Ты никогда не вычислишь внесистемный ответ на свой вопрос, потому что ты находишься внутри системы, которая его порождает! Понятно ли я выражаюсь? Нет, лучше так… ты будешь вечно сравнивать разные обстоятельства и размышлять: сначала — можно ли простить другу собаку, потом — можно ли простить опыты с мертвецами, потом — можно ли простить опыты с живыми. В итоге ты повстречаешь такие условия, что загасят твою «негасимую дружбу» и «вечную любовь» в два счета. Вопрос лишь в мере того, что ты способен «переварить». А все потому, что своего способа разорвать Закон Причин у тебя нет — и мир играет тобою, как игрушкой! — закончила она со скрытой яростью.