Алексей Константинов - Ларец Пандоры (СИ)

— Лорд Бернард тоже видел человека в окне?

— Я не знаю, инспектор. Но клянусь, я не вру.

— Позвольте узнать, как лежало тело вашего мужа? — холодно произнёс инспектор.

— Вы мне не верите?

— Я этого не говорил. Опишите, как располагалось тело вашего мужа.

— Я не помню, я находилась не в том состоянии, инспектор. Как бы вы себя чувствовали, оказавшись в одной комнате с убийцей? Он мог вернуться и разделаться со мной и Бернардом. Я говорю чистую правду! — Фелиция перешла на вопли.

— Нет, — отчетливо произнёс инспектор. — Вы лжете, пытаетесь устроить истерику и сбить меня с толку. Я полагаю, вы виновны в смерти лорда Генриха.

— Да как вы можете?! Я не причастна к гибели мужа!

— Вас легко распалить, миссис Недвед. Вчера ваш муж позволил себе неосторожное замечание? Вы его толкнули или подкрались со спины и ударили шкатулкой по голове, он поскользнулся, упал, ударился головой об угол стола и потерял сознание. А вы принялись его душить, так? — инспектор сверлил Фелицию глазами. — Куда вы спрятали орудие убийства, миссис Недвед? Просто расскажите, и я добьюсь смягчения наказания!

— Ах ты подонок! — Фелиция зарыдала, вскочила с места, оттолкнув стул. — Я пыталась ему помочь, слышишь, помочь! Я бросилась к нему, упала на колени перед его телом, схватила за голову, целовала холодные губы!

— А перед этим безжалостно убили собственного мужа! Ради чего, миссис Недвед? Вы рассчитывали на то, что он ещё не успел привести дела в порядок, и имущество будет делиться в соответствии с законодательством, а не согласно воле лорда?

Фелиция смотрела на инспектора не верящими глазами, её руки тряслись, по щекам текли скупые слёзы.

— Что рассказал вам Бернард? — слабым голосом спросила вдова. — Он соврал. Генриха убил Якоб, я сама это видела.

— А как же движение в окне, миссис Недвед? Вы решили изменить свои показания? — не успокаивался Уотсон.

— Нет, я хотела защитить Якоба. Он такой беспомощный, такой жалкий. Он всегда был влюблен в меня, инспектор! Я соврала, но только чтобы уберечь мальчика от виселицы.

— Так значит, Якоб убил лорда?

— Да, он сделал это в припадке ярости. Они повздорили, я услышала шум, вошла в комнату и увидела, как Якоб душит Генриха. Я упала на колени, просила мальчика оставить его отца в покое, но Якоб не унимался. Поймите, инспектор, разумом он не превосходит четырнадцатилетнего юношу, он не владеет своими эмоциями.

— Достаточно, миссис Недвед. Кажется мне всё ясно. Подождите меня в коридоре, — произнёс Уотсон. — Мэрдок! — крикнул он.

Через мгновение сержант появился в комнате.

— Проводите миссис Недвед и пригласите младшего сына лорда, — распорядился Уотсон.

Когда сержант закрыл дверь за Фелицией и оставил старшего инспектора наедине с собой, Уотсон стал лихорадочно рассуждать. Он не сомневался в том, что в убийстве виновна жена. Но как доказать это? Нужно зацепиться за расхождение её показаний и показаний Бернарда. Старший сын единственный свидетель, чьим словам можно полагаться беззаветно.

В дверь постучались, и через секунду в комнату вошёл Якоб. Уотсон стал беззастенчиво его разглядывать. Он был высоким, сутулым, некрасивым молодым человеком. Его нижняя губа была сильно оттопырена, глаза водянисто-серые, волосы взъерошены. На первый взгляд Якоб производил впечатление умственно отсталого.

Юноша опустил голову, вперил взгляд в пол.

— Я должен сделать заявление, — промямлил он.

— Я вас слушаю, — Уотсон энергично похлопывал себя ладонями по животу.

— Я убил Генриха Недведа, своего отца! — произнёс юноша и посмотрел на инспектора. В глазах Якоба читались страх и решимость.

Лето 1876 года, день убийства лорда Генриха Недведа.

Якоб Недвед отложил бумаги, испещренные таинственными закорючками, потёр уставшие глаза указательными и средними пальцами рук. Шифр, используемый германский бароном, удалось разгадать. Сложно представить, сколько времени Якоб потратил, переписывая знаки со старых листов пергамента. На деле шифр оказался простым — каждой букве соответствовал некий символ, нужно просто угадать значение одного слова и шаг за шагом распутать примитивный криптографический клубок. Дело осложнялось тем, что в рукописях использовался средневерхненемецкий язык. Якоб в совершенстве владел современным ему немецким, но знаний этих оказалось недостаточно. Поэтому расшифровка затянулась. Если бы только он успел перевести бумаги двумя месяцами ранее, когда отец уезжал в Лондон…

Убрав руки от лица, Якоб прочитал последние расшифрованные строчки. У Недведа не оставалось выбора — он должен уничтожить и шкатулку, и пергамент, и свои записи. Но когда? Оставалось ли у Якоба время? Дождаться очередного отъезда отца? Или рискнуть всем и бросить бумаги вместе со шкатулкой в огонь сегодня же? Якоб взглянул на красивые механические часы, изготовленные двадцать один год назад по случаю рождения младшего сына лорда Генриха. Отец подарил их Якобу и поставил у него в комнате.

«Промедление убьет отца», — подумал Якоб, сердце его защемило от тоски и осознания собственной беспомощности. Глаза снова упали на последнюю строчку перевода: «И погубил ларец несметное множество лиц, и будет губить и калечить на протяженье истории своей, ведущей начало от тёмных веков мирозданья, тянущейся в непроглядную даль до скончания летосчисления». Впечатлительный Якоб воспринял слова слишком близко к сердцу. Больше того, он на себе ощущал влияние шкатулки. Якоб часто вспоминал первый день, когда увидел безделушку, стоявшую на полке в комнате отца. Узор заворожил юношу, лабиринт переплетений тянулся из одной точки в другую, сходился на дне и на крышке. Якоб схватил шкатулку, отыскал замочную скважину, провёл по ней пальцем. Отец заметил интерес сына, мягко улыбнулся.

— Купил у одного моряка. Он утверждал, что выкрал шкатулку у индейцев Перу, — начал рассказывать Генрих. — Но индейцы не могли изготовить такую вещь. О чём я и сказал моряку. Он в ответ пожал плечами, предложил верить на слово. Не хотите — не берите, и другого покупателя найду, прочитал я на его лице. Пришлось заплатить, вещица показалась интересной. А тебя чем она привлекла?

Якоб не помнил, что он тогда ответил, но отец улыбнулся и, подмигнув сыну, прошептал:

— Фелиции мою историю не рассказывай, пускай это останется нашим маленьким секретом.

Сегодня Якоб не сомневался: и отец, и он сам стали пленниками шкатулки. Она завладела их мыслями. Поэтому отец собирал пергаменты давно умершего немецкого барона, поэтому Якоб расшифровывал и переводил текст. С каждым днём внутри юноши крепла уверенность, что шкатулка уже не отпустит их, отца и сына, пока не погубит. Если только не уничтожить её сейчас, сегодня же!