Алексей Константинов - Ларец Пандоры (СИ)

— Не увезет! — огрызнулась Наташа. — Ты врунья!

Между детьми началась склока, которую прервал Афанасий.

— Приехали, барыня, полезай вниз, — сказал крестьянин.

Наташа увидела свой дом, бросила последний уничижающий взгляд в сторону Лизы, исхитрилась несильно ударить её по плечу своим кулачком, соскочила с телеги и понеслась к дому.

— Ах ты! — Лиза хотела рвануться за подругой, но Афанасий придержал её рукой.

— Куда собралась? А ну-ка присядь-ка! — скомандовал он. Лиза не стала противиться, с грустью посмотрела в след убегавшей Наташи. Если бы не капли дождя заливали её лицо, можно было подумать, что не по годам умная Лиза оплакивает уходящую дружбу.

Наташа миновала двор, взобралась на крыльцо и сбавила шаг. Она хотела подкрасться к папе незаметно. Разувшись снаружи, в прихожую она вошла на цыпочках. На лавке лежал приоткрытый сундук, с которым отец всегда ездил в путешествия. Наташа знала, что гостинцы папа прячет там, поэтому тихонько откинула крышку и залезла грязными руками внутрь. Из комнаты доносилась шумная беседа отца и матери.

— Куда мы поедем, Платон? — плаксиво спрашивала Дарья. — Я думала, мы вернёмся в Петроград, заживём, как раньше.

— Как раньше?! — возмутился Прохоров. — Я из Севастополя! Над кораблями всевозможные знамёна, матросы посреди бела дня людей избивают — а ты будешь жить как раньше! Сейчас же собирай вещи, рано утром отправляемся! Получится уплыть из Финляндии, значит из Финляндии, а нет, так из Швеции. Оставаться нельзя, чернь обезумела, по всей стране кровь проливают!

Наташа не слушала на эти разговоры, её внимание приковала небольшая шкатулка, которую отец спрятал на самое дно своего сундука. Девочка вытащила её, провела пальцем по одной из линий, описала контур ларца, уперлась ногтем в замочную скважину. Наташа поднесла шкатулку к уху, потрясла её. Ничего не слышно. Неужели пустая? Девочка стукнула кулаком по крышке, удар звонко отразился от полости внутри. Значит и вправду пустая.

— Наташенька? — привлечённый стуком Платон вышел в прихожую. — Доченька! — радостно воскликнул он и бросился было обниматься, но, заметив шкатулку в руках девочки, изменился в лице. — Кто тебе разрешал лазить в сундук? — строго спросил он, выхватив шкатулку из рук Наташи.

Девочка испугалась, спрятала руки за спину, опустила голову. Прохоров вернул шкатулку на место, захлопнул сундук.

— Сам виноват, старый дурак, — смягчился он. — Не нужно было оставлять его открытым. Где же ты так измазалась? — улыбка снова появилась на лице Прохорова. — Дарья! — позвал он жену. — Приведи барышню в порядок, она у тебя на трубочиста похожа стала.

Прохорова показалась за спиной мужа, увидела Наташу, охнула, подскочила к девочке, взяла её на руки.

— Совсем ты разболталась! — сварливо сказала Дарья и потащила дочку из дома в баню, где обычно купала Наташу. Платон проводил жену взглядом, сел на лавку, положил руку на крышку сундука и уставился в половицы. Так хотелось отдохнуть от изнурительной дороги, осесть и заняться торговлей. Вместо этого предстояло снова ехать. Прохоров вспомнил о шкатулке и древностях, которые привёз из Тибета.

«Даст Бог, и на новом месте заживём», — подумал он.

В шесть утра семья Прохоровых покинула деревню, а через неделю отплыла из Финляндии в Англию на небольшом пассажирском пароходе.

1919 год. Англия, Лондон.

По окончанию войны Платон Прохоров планировал перебраться в Америку, но финансовые проблемы, обострившиеся заграницей, не позволили реализовать ему свою задумку. Сбывая за копейки тибетские редкости, Платон не мог собрать необходимой суммы для путешествия в Америку и открытия там частной лавки. В девятнадцатом году судьба улыбнулась ему.

В небольшую лавку, которую Прохоров снимал у одного сочувствующего ему русского дворянина за сущие копейки, наведался щеголеватый француз — Луи Бюстьен. Пройдоха-француз прослышал о тяжёлом финансовом положении Прохорова, специально для этого и посетил его лавку. Взгляд ушлого француза сразу же привлекла шкатулка. Вроде безделушка, но если присмотреться, можно заметить отличительные особенности. Редкость, возможно древняя. Шкатулка так и манила Бюстьена к себе, он не мог подобрать нужных слов, но отчего-то ему захотелось обладать этой вещицей

— Милейший, — обратился француз к хозяину, разглядывая ларец, — а сколько вы хотите за эту шкатулку.

— Она не продаётся, — Прохоров даже не поглядел в сторону Бюстьена, продолжил рыться в своих бумагах

— Зачем тогда выставлять её?

— Жена настояла. Я уступил, но продавать её не собираюсь. Посмотрите на другие вещи, тут есть кое-что поинтереснее, — Прохоров соизволил оторваться от своих дел и удостоил француза взглядом.

— Да-мс, я вижу, — француз небрежно пробежал глазами по остальным древностям. Но не прошло и минуты, а Бюстьен снова заговорил о шкатулке. — И всё-таки мне бы хотелось приобрести именно эту шкатулку. Вы, как я понимаю, русский? — Бюстьен решил попытаться войти в доверие к Прохорову.

— А какое это имеет отношение к делу? — недоверчиво спросил Платон.

— Вам, наверное, сложно обустроиться на новом месте, после того, как вы бросили свою страну. Англия переживает не лучшие времена, нужно восстанавливаться после войны. То ли дело США. Любой антиквар счёл бы счастьем работать там.

— Вы правы.

— Вот-вот. А я могу помочь вам. Готов предложить крупную сумму за шкатулку.

— Она не продаётся, — ответил Прохоров раздражённо.

— Я заплачу вам десять фунтов, — Бюстьен понял, что имеет дело с торгашом, потому перешёл к делу. — Но, конечно, только из-за исключительного человеколюбия и сопереживания вам и вашему семейству, перенесшим тяготы русской революции.

— Сто, — тоном, не терпящим возражений, произнёс Прохоров.

— Это уже несерьезно, — Бюстьен резко развернулся и направился к выходу.

— Хорошо, пятьдесят, — остановил его Прохоров, — но только лишь из-за исключительного человеколюбия и сострадания к французам, перенёсшим столько бедствий во время Великой войны. Не пытайтесь меня обмануть, я знаю Бюстьенов. Вы продадите шкатулку в десять, а то и двадцать раз дороже, но у меня нет времени искать покупателей, а таких ценителей как вы немного. Представители среднего класса вряд ли выложат за неё столько денег. А вы знаете, за что платите. По рукам?

— Тридцать и по рукам, — Бюстьен решил торговаться до конца. Он понял, что недооценил Прохорова, зря изначально назвал такую высокую цену. Но отказаться от покупки шкатулки он не мог.

— Уговорили, — Прохоров широко улыбнулся. Он не рассчитывал выручить за эту безделушку и десятой части того, что предлагал Луи.

Так шкатулка перешла в руки Бюстьена. Но её хозяином он был недолго, быстро решив избавиться от вещи, на которой помешался. Совершив почти двадцатилетнее путешествие, шкатулка вернулась в руки Недведов. Её история продолжалась.