Алексей Константинов - Ларец Пандоры (СИ)

Шумно выдохнув, тварь медленно повернулась к Молчанову, присела напротив него, посмотрела красными угольками глаз в глаза Молчанову. Дрожащей рукой Павел Иванович нащупал фляжку, которую он всегда носил с собой в пришитом с внутренней стороны рубашке кармане. Он запустил руку за пазуху, достал фляжку, торопливо открутил пробку, приложился к горлу, зажмурился, уверенный в том, что как только он откроет глаза, наваждение исчезнет. Но — увы! — тварь продолжала пялиться ему в глаза. Павел Иванович боялся смотреть чёрту в морду, отвернулся.

— Завтра же возвращайся в Калифорнию, — прошипело существо, дохнув тёплым воздухом на Молчанова. — Отправляйся в Китай. Постарайся отыскать Линей, старшего брата зовут Линг, младшего Юн, в Шанхае о них должны были слышать. Если не найдёшь, отправляйся в Тибет и жди.

— Ждать чего? — запинаясь, спросил Молчанов.

— Просто жди, молись своему Богу и жди, — чёрт снова нацепил себе на голову шляпу, выпрямился, проковылял обратно к балкону. — Запомни, Молчанов, тебе суждено сыграть роль в событиях, значения которых ты не в состоянии понять. Если тебя не будет в Тибете, всё погибло. И это будет не Страшный Суд, о котором рассказывает твоя религия, это будет безжалостная расправа над всеми вами. Сделай то, о чём я прошу.

Закончив речь, чёрт скрылся на балконе, раздался хруст суставов, что-то грохнуло, стало тихо. Молчанов снова приложился к фляге, встал на ноги, нетвёрдым шагом подошёл к балкону, выглянул наружу — никого.

«Может привиделось?», — подумал Молчанов.

На следующий день Павел Иванович на поезде отправился в Калифорнию.

Ноябрь 1935 года. Китай, Шэнси.

Долгое время Линь Лингу казалось, что он умрёт. Около месяца назад из-за начавшейся гангрены ему отрезали ногу, но рана загноилась. Линя лихорадило, коммунистам не хватало медикаментов, поэтому, когда шансы Линга на выздоровление стали падать, за ним прекратили уход.

— Он уже мертвец, — объяснил военный хирург его супруге Джу. — Я не стану тратить на него антибиотики.

Так Линя бросили на произвол судьбы. Однако крепкий организм китайца не прекращал бороться. И день, и ночь над ним сидела преданная Джу, ставила компрессы, промывала культю, кормила с рук. Хуже Лингу не становилось, но и на поправку он не шёл.

Вечерами Джу разговаривала с впадавшим в бессознательное состояние мужем.

— Все говорят, брось его, а я не могу, Линг, — тихонько плакала она. — Поход унёс жизнь нашего не рождённого сына, твоего брата. Неужели и ты меня оставишь?

В ответ Линг слабо шевелил губами, но ничего не говорил. В ноябре температура стала падать, Линг большую часть суток пребывал в сознании. Но ему от этого не стало легче. Кошмарная боль в отрезанной ноге его мучила. Культя сильно чесалась, хотелось разодрать зарубцевавшиеся ткани. С утра и до вечера Линь мечтал об одном: впасть в забытьё, уснуть. Он искал способы отвлечься, просил Джу постоянно разговаривать с ним. Но жена не могла больше оставаться дома. Тем, кто перенёс тяготы похода, предстояло продолжить борьбу с Гоминданом и японцами, предстояла новая война. Джу вынуждена была начать работать в тылу.

Линг был обречён в одиночку переносить страдания. Боль он старался отогнать воспоминаниями, много думал о брате и его судьбе. Может Юню удалось выкарабкаться? Может прямо сейчас он идёт в Советский район? Сложно поверить в то, что последний кровный родственник погиб, поэтому Линг не переставал тешить себя надеждой.

Ноябрь тянулся бесконечно долго, в те редкие минуты прояснения, когда боль отступала, Линь тяготился бездельем, занимался самобичеваниям. Кому он такой нужен? Тем более теперь, когда коммунисты не могли позволить себе содержать иждивенцев! Каково Джу, которая должна трудиться за двоих? Что будет, когда он поправится, привыкнет к костылям? Как на него будут смотреть другие мужчины, уходя на фронт?

Задаваясь подобными вопросами, Линг с неизбежностью приходил к единственному выходу: он должен уйти из жизни добровольно. Однако и тут возникали трудности. Справедливо ли поступить так по отношению к Джу, которая выхаживала его всё это время? Да, он не может воевать, но руки-то у Линга остались.

Проводя часы в одиночестве, Линг успел поразмыслить о многом, обдумать и передумать кучу решений. В конце концов, он пришёл к выводу, что если и умрёт насильственной смертью, то только от руки врага.

К концу ноября состояние Линга улучшилось. Он стал есть сам, впервые за два месяца у него появился аппетит. Потихоньку Линь учился обслуживать себя самостоятельно. Жизнь калеки перестала казаться такой уж страшной. Он стал строить долгосрочные планы, мечтал о скорейшей победе над японцами и прекращении Гражданской войны, хотел завести детей — одним словом, загорелся жаждой жизни.

Однажды днём в дверь хибарки, в которой они с Джу жили, постучали. Линг разволновался, взял самодельные костыли, которые стояли у кровати, накинул протёртую до дыр шинель, доковылял в прихожую, открыл дверь. На пороге стоял невероятно высокий даже не по китайским меркам человек, европеец.

— Вы Линь Линг? — спросил он на английском языке.

Китаец замялся. Он много лет не пользовался английским и не сразу нашёлся, что ответить. Однако незваный гость не нуждался в ответе. Он запустил руку в карман и достал оттуда небольшую шкатулку. Увидев её, Линь обомлел. Грамматически неправильно построив фразу, он пригласил незнакомца войти. Тот не стал отказываться от приглашения, правда внутри хибары ему пришлось согнуться в три погибели.

— Откуда она у вас? — спросил Линг, глядя на шкатулку.

— Вы знаете, что это такое? — вместо ответа, спросил незнакомец.

— Да. Шкатулка, которую мой отец искал много лет. Могу ли я взглянуть на неё?

— Я хотел бы расспросить вас о том, что вам известно о ней, — продолжил незнакомец, напрочь игнорируя вопросы Линга.

— Кто вы такой? — насторожился Линг. — И как вы меня отыскали?

— Моё имя не имеет никакого значения. Я немец, вышел на вас через своего знакомого, Отто Брауна. Вы можете доверять мне целиком и полностью. Так вы расскажете мне об этом предмете? — незнакомец на ладони приподнял шкатулку вверх.

— Прежде, чем мы продолжим разговор, я хотел бы рассмотреть её поближе, — заявил Линг.

— Не доверяете мне? Что же, будь по-вашему, — немец протянул шкатулку Лингу.

С опаской поглядывая на незнакомца, Линь взял ларец в свои руки.

3 августа 1970 год. Великобритания, небольшой городок графства Норфолк.

Арчибальд слабо улыбался. Тридцать пятый год. Он принёс много горя. Но Недвед не мог назвать его безрадостным. Тогда он познал настоящую дружбу и настоящую любовь. Бесстрашный Джеймс, преданный Освальд, наивная и доверчивая Вика, зеленоглазая красавица Наташа. Приключение только началось, никто из них не знал, как скоро разбегутся их дорожки, каждый выберет тот путь, который сочтёт правильным. В тридцать пятом году ещё можно было надеяться на счастливый конец той истории. Поэтому Арчибальд-старик улыбался. Он снова ощутил себя молодым и полным сил.