Владимир Белобородов - Норман

Через два дня после дня рождения Софьи случилось знаменательное событие, Лекам вновь увидел силу. Я как раз возился с инициированными щенками. У девочки, другим словом ее не разрешала называть Софья, тоже проснулась искра. И, как оказалось после инициации, с хасанами необходимо заниматься. Их скорость передвижения начала возрастать, они стали улавливать эмоции разумных, и первой жертвой чуть не сделался гоблин. Учуяв страх, хасаны вполне серьезно попытались на него охотиться. Пришлось спасать визжащего Торку, который все-таки получил пару серьезных ран. Шить не стали, однако мазями мазали дня три.

Я занялся дрессировкой, которая заключалась в новом знакомстве с обитателями дома, благо волчата, хотя теперь уже волки, мои распоряжения нехотя, но выполняли.

И вот в один из таких дней, когда я в сотый раз пытался объяснить хасанам, что гоблин не жертва, раздался крик Лекама:

– Вижу! Я ее вижу!

Дед счастливо улыбался, стоя на крыльце. На следующие три десятины мы потеряли прежнего Лекама. Он появлялся только на завтрак и ужин, во время которых должен был принимать зелья Софьи. Все остальное время, забрав мой магический меч, он перекачивал силу из своего меча в накопитель моего и обратно, расширяя свои каналы.

К концу холодного сезона Лекам мог зажечь маленький «светляк», сравнявшись в этом умении со мной, я также научился этому, как оказалось, не самому простому плетению. Правда, мой «светляк» был раза в три больше, но Лекам компенсировал это тем, что сам светился от счастья гораздо больше своей горошины. Наши отношения с Софьей перешли в официальные, мы жили в одной комнате, чем досталяли массу неудобств соседям. Отец стал раза два в неделю уходить к своей пассии в деревню. Лекам зачастую уходил с ним, видимо, тоже нашел зазнобу.

Хасаны после инициации наконец приняли имена. Ну как приняли, сами выбрали. Они сбросили мне по картинке, а я десятину гадал. У девочки имя разгадалось сразу: «Ручеек», но оно быстро переросло в «Ручу», причем сама она не возражала. Как объяснил дед, хасаны, как и сейши, не понимают нашу речь, они улавливают мысли, а уж как ты скажешь, хоть «бадья», твое дело, но если при этом будешь представлять хасана-подростка или тот самый ручеек, так она тебя услышит.

С кобелем было сложнее, мы перебрали все от «Ветерка» до «Урагана». И только спустя девять дней эльф высказал мысль об имени из двух слов. Оказалось, «Ночной ветер», но, поскольку называть его так мало того что неудобно и пафосно, так еще и немного смешно, постепенно с моей легкой руки прозвали «Новером».

Малик разгадал последние два плетения жезла. Одним оказалось ментальное плетение, при котором разумный становился вялым, ему чудилось, что воздух вокруг него густеет. Собственно, в это плетение и попали Софья и Малик, когда их поймали светлые. А вторым было плетение исцеления. Оно помогало организму лечить раны. Испытывать его по понятным причинам мы не стали. С жезлом на всякий случай попробовали поработать все одаренные (кроме хасанов).

Приближался сезон цветов, но снег даже не думал сходить, хотя солнце светило ощутимо ярче.

Я осторожно попытался освободиться от руки Софьи, но она тут же приоткрыла глаза.

– Куда? Обесчестил девушку – и бежать? Нет. Пока еще раз не обесчестишь, не уйдешь, перебьются твои волчата.

Горячее со сна обнаженное тело Софьи обвило меня как кролика. Ее грудь прижала мое лицо к подушке. Живот обожгло, пламя, постепенно спускаясь ниже, напрягало всю мою мужскую сущность…

На завтрак мы пришли последними.

– Ровный, – начал утреннюю промывку мозгов эльф, – хасанов, понятно, я накормил, но твое зеленое чудовище кормлю в последний раз. И вообще, забирайте его к себе, у вас места больше. Может, и вообще усыновите.

– Он у них с голоду умрет, они сами-то, дай волю, из постели вылезать не будут, даже на завтрак, – подначил Малик.

– Завидуйте молча! – Софья показала язык брату и пошла к плите – готовить зелье для Лекама.

Одевшись, я вышел с кружкой отвара на крыльцо. Мимо проскочила Софья и побежала к землянке – кормить Торку, последнее время она взяла его под свою опеку. Я, глядя вслед шерстяной юбке, свисающей до самой земли из-под тулупчика и ровно лежащей на месте пониже спины, не заметил отца, вышедшего, как и я, выпить на морозе обжигающего напитка.

– Все любуешься!

– Угу, – ответил, прихлебывая из кружки.

Мы пару мер помолчали.

– Что дальше делать будем?

Отец отпил напитка. Он прекрасно понял меня.

– Деньги на исходе. Надо или до гномьего банка добираться, или в обоз к Темным землям идти.

– Селяне говорят, смутно там сейчас.

– Селянам везде дальше своей ограды смутно. Зато навар больше будет.

– А вообще как жить, думал?

– Надо грамоты на нас с Шальными новые покупать и оседать где-нибудь в глуши. Хоть даже и у Савлентия, он не прогонит.

– Как дорого, думаешь, это обойдется?

– Не меньше ста золотых на каждого, а возможно, и больше. Маги дорого берут за свои печати, а без них документы – бумажки. Да и разумного, который за это возьмется, еще поискать надо.

– Хорошая сумма натекает.

– Угу. – Отец допил свою кружку.

– Когда едем?

– Как дороги встанут, после оттепели.

– Все поедем?

– Волнуешься за нее?

– Есть такое.

– Можно и у Савлентия оставить, а остальные все едут. Не думаю, что без оголенных мечей обойдемся, в темном приграничье и в хорошие-то времена редко без драки проходило.

– Ну и хорошо.

Отец зашел в дом. Я кинул снежок в Малика:

– Пойдем к клыкатому, а то опять по лесу с бревнами будем бегать за опоздание.

– Так он все равно позже приходит.

– Он, может, и позже, а когда мы опаздываем, как-то об этом узнает. Зови Софью.

– Твоя жена, ты и зови. – Малик перехватил мой повторный снежок и отправил его обратно.

Зря я поторопил всех, тренировались сегодня без Храма. Он появился, расставил нас привычно – двое на одного, и ушел в дом.

– Чего звали, – орк впустил в дом клубы морозного пара, – у меня там молодежь без присмотра, покалечат еще друг друга.

– Не покалечат, разве что Малику сестра причинное место отобьет за длинный язык, так она в своем праве. Да и будет потом кому дуэтом с остроухим петь. – Дед восседал во главе стола, по бокам молчали Лекам и Рамос, – садись давай.

Орк сел напротив деда.

– Чего я вас позвал. На днях худо-бедно дочитал те грамоты из темного жезла. Долго думал, что с ними делать, но так и не решил. Бумаги эти – письма моего сына к норанскому императору. То, что в них написано, – очень интересно. Думаю, что Орден сов мог по чьему-то заказу и убить за них. Я решил рассказать и вам, вдруг что со мной случится, так хоть кто-то знать будет…

– Не заимка, а академия какая-то, – ворчал Малик, перебираясь по занесенной тропинке, – то мечный бой, то магический.