Владимир Белобородов - Норман. Шаг во тьму

– Где книга?

От неожиданности устоять на ногах я не смог. Сплюнул, лежа на боку, начавшую наполнять рот кровь. «Как в кино», – пронеслась в голове мысль. Мана из искры утекала со страшной силой. Я остатками силы заглушил боль, направив ее на заживление. Почему-то стало смешно.

– Ничего ты не узнаешь, тварь.

Он разъяренно начал пинать меня. Прикрыл ничем не защищенную голову, остальное в броне – не так страшно. Я не успел понять, что случилось, когда прекратились удары.

– «Щиты», – заорал один из светлых.

Когда я убрал руки от лица, на нем вновь стала расплываться улыбка. Как минимум трое светлых лежали со стрелами в головах. Сам Римик утирал распластанную щеку.

– Магистр, выбьем их?

– Нет. Бейте «огоньками» – надо лес поджечь. Потом отходим.

– Может все-таки…

– Нет, я сказал! – Лицо Римика исказилось от ярости. – За эльфами и сейшами по ночному лесу решил побегать?

Магистр вновь впился в меня взглядом, увидев, что я поднялся.

– Играешь в героя? – Он прямо на глазах стал обретать спокойствие. – Знал бы ты, сколько я таких видел.

Вылетевший со свистом из леса камень, пробив магический «щит», ударил в одного из воинов, усадил его на землю и солидно смял металл на груди. Интересно, кто из эльфов умудрился прихватить воздушное ружье?

– Отходим, все под «щит», – скомандовал магистр.

Камни еще дважды вылетали из темноты, собирая свой кровавый урожай. Питомцев не было видно, но они кружились рядом. Я всеми фибрами души ощущал волну ужаса, нагоняемую Ручей. Даже не знал, что она так может. Светлые, не понимая, что на них воздействуют, инстинктивно жались в центр и раскидывали «огоньки» в разные стороны. Противостояние продолжалось, пока небо не стало светлеть. За это время светлые два раза попытались атаковать, но их попытки провалились с треском, поскольку, как только они выходили из освещенной зоны, им уже не помогали магические «щиты». Как только маг терял концентрацию от прилетевшего из леса камня, в бой рвались питомцы и эльфы с луками, унося жизни светлых.

Светлые умели пытать. Я умирал уже раз пять. Боль! Она пронзала каждую клеточку. Плетения, накладываемые палачом, выкручивали нервные окончания во всем теле. Держаться помогала магия, я черпал ее из жизненных сил для того, чтобы заглушить боль. Когда сил не хватало, вырубался по причине их отсутствия, чтобы через часть меня снова подняли маги. Сколько времени прошло? Я не знал. Очнувшись, старался вновь использовать все силы, чтобы потерять сознание. Мне никто не мешал. Больше того, мне подкачивали ману… И снова боль. Я бы признался во всех смертных грехах – от убийства Кеннеди до организации темного анклава пять десятков лет назад. Признался бы и все рассказал, если бы… меня спрашивали.

– Ну, как тебе наше гостеприимство?

Я в привязанном, чтобы не упал, состоянии пытался рассмотреть магистра через мутную пелену в глазах. Отвечать не было ни сил, ни желания.

– Он в сознании? – спросил моего палача Римик.

– Да. Я пытался снять плетение. Не выходит, у него сразу «огонек» начинает в голове активизироваться. Готовлю пока.

– Разум не потерял?

– Не должен. Плетение на голове не дает разобраться.

– Кто тебе поставил плетение?

Тут вдруг я понял, что рассказывать-то мне есть что. По какой-то причине я решил, что из меня будут выбивать информацию по книге, но, даже если я все расскажу, это вряд ли поможет светлым. Я начал усиленно вытягивать жизненную силу, чтобы потерять сознание.

– Куда? – Палач резво подскочил и качнул в меня силы, нисколько не заботясь о принимающих каналах, которые явно сжигал. Я дернулся от боли.

– Хо-хо. Прямо герой, – усмехнулся магистр. – Надо узнать, кто поставил плетение, – интересный маг. Созреет, поспрашивай про Элискон, и в особенности про его обитателей. Постарайся побыстрее, через три части он будет нужен. И потом, он слишком бодро выглядит. Сломай ему руку, что ли, а лучше челюсть и нос, после того как все расскажет.

Когда Аргеен подошел к кабинету, воин услужливо распахнул дверь. Дед, не обращая на него внимания, растирал запястья, жутко зудевшие после магических кандалов.

– Ну здравствуй, отец. – Статный мужчина, одетый в простой халат синего цвета, стоял посередине комнаты. В его волосах слегка пробивалась седина, гармонировавшая с небольшой серебряной полоской на воротнике и придававшая ему умудренный вид. Умные глаза без тени каких-либо эмоций разглядывали Савлентия.

Магистр молча сел в кресло.

– Что ж, даже не поздороваешься?

– Ну отчего же. Привет, Аргеен. Слов мне никогда не было жалко, только разве это что-то изменит?

Магистр подошел к столу и, взяв кувшин, наполнил кубки. С одним из них молча подошел к деду.

– Или, может, настойки?

– Не стоит. Не легенды рассказывать будем.

Аргеен сел в кресло напротив.

– Жаль. А я бы послушал.

– Да ты вроде вырос уже. Сам в десятке легенд главным героем фигурируешь.

– Всегда хочется вернуться в детство.

– Верховный магистр…

– Не надо, отец.

На некоторое время повисло молчание.

– Зачем приглашал? – Дед пригубил вина.

– Соскучился. Да и война, не хотел, чтобы ты пострадал.

– М-да. Странная манера звать в гости в кандалах. Странное желание защитить от войны, засунув в ее пекло. Как, впрочем, и все, что ты делаешь. Я в гостях или, судя по страже у дверей, в плену?

– Два десятка. Вы убили двадцать человек. Лично ты убил нескольких. И ты думаешь, что я могу тебе позволить свободно разгуливать по крепости? Меня никто не поймет.

– Когда это ты боялся чужого мнения?

– Дело не во мнении, дело в тебе. Я не уверен, что не появятся новые жертвы.

– Если ты думаешь что так удержишь меня, то ошибаешься. Я не останусь у тебя и не помогу тебе создавать темных.

Молчание вновь окутало пеленой комнату.

– Помоги хотя бы с Ялей.

– Ну, сейчас она у меня, поэтому, конечно, помогу.

– Сегодня или завтра она вернется.

– Какая уверенность…

– Здесь безопасней.

Дед, отпив из кубка, поставил его на резной столик:

– Ты хочешь воспитать еще одного лича?

Помолчав некоторое время, Аргеен потухшим голосом ответил:

– Сам себя корю, но это был его выбор.

– И это мне говоришь ты?! Тот, кто играет людьми, словно пешками?

– А вот им не смог, – резко ответил магистр. – И он дошел до конца доски…

– Его выбор? – не слыша сына, продолжал Савлентий. – Никто не делает такого выбора в юном возрасте самостоятельно. Хочешь знать, почему он ушел в темные? Потому что ему было стыдно за бесчинства его отца. Стыдно, что даже старые друзья при нем боялись о чем-то говорить.

– Не надо во всем обвинять меня, – повысив голос, тоном, не терпящим возражений, произнес магистр. – И ты, и я знаем, что такое не делается по какой-то причине. Для этого много чего нужно. И твое воспитание не в последнюю очередь сыграло тут свою роль. Вырастил любителя справедливости. Ты-то где ее видел? В легендах? Или, может, в империи?! Темные, светлые, королевская кровь, весь мир всегда делился на сильных и слабых. И ты это знаешь! Сам-то сколько душ погубил, когда был магистром тайной? Скольких довел до сумасшествия? Или, думаешь, архивы империи исчезли вместе с ней? А я их читал! Считаешь, заперся в своем лесу, так все забылось? Все искупили праведная жизнь и разговоры о справедливости?!