Виктория Угрюмова - Голубая кровь

А сам смотрел, смотрел, словно околдованный этим отвратительным, по сути, зрелищем.

Губы Руфа сложились в снисходительную улыбку. Затем рука его судорожно зашарила по поясу. — Таблички, тебе нужны… Возьми… Килиан смотрел на него так, будто только что убил незнакомого человека, варвара, одного из нападавших на Каин, а не брата, которого — что ни говори — даже теперь любил.

Он всегда был один, и это одиночество сопровождало его до самого порога смерти. Он даже не чувствовал печали оттого, что умирает один, — ведь убийца не в счет. Жизнь пронеслась мимо, словно и не жизнь вовсе, а обрывок старой легенды, которую никто не помнит и потому никогда не завершит. Да и кому до нее дело?

Это была странная легенда. В других рассказывали о любви и ненависти, о богах и героях, а в его… о том, что не состоялось, не сбылось, не произошло.

Потом было ощущение, что он лопнул где-то глубоко внутри и огонь сперва разгорелся в самом центре туловища, а затем жалящими струями потек на поверхность.

Темнота.

Темнота и неподвижность.

Таблички оказались на месте. На них были выцарапаны стихи, незавершенные, да еще и не самые совершенные. Впрочем, Руф, как всегда, оказался прав — эти таблички имели огромное значение для одного человека.

Меч Омагры с его ужасной кистью Килиан отвязывать не стал.

И столкнул тело Руфа в пропасть вместе с этим отвратительным трофеем.

Аддону Кайнену, главе клана Кайненов,

хранителю Южного рубежа.

Возлюбленный брат мой!

Твои потери в этой войне слишком тяжелы и совершенно невосполнимы. Я даже не пытаюсь отыскать для тебя слова утешения, ибо наверняка знаю, что таковых нет. Скорбь и только скорбь остается нам, когда любимые нас покидают.

Ты был счастлив, счастливым ты остаешься и поныне, ибо знаешь, что был любим и сделал для любимой все, что мог; был с ней в последние секунды ее жизни; был честен с ней до самого конца.

А я не могу сказать о себе то же самое. Я оставил свою возлюбленную и твою сестру, я предпочел власть и душевный покой, как мне тогда казалось. Но не было дня, когда бы я не тосковал и не страдал. Верно, ты не захочешь простить меня, да мне и не нужно прощения — я жажду испить до дна чашу, которая предназначена предателю и слабому духом, отказавшемуся от своего счастья.

Только теперь я понял, что это не мой отец — это я совершил тогда выбор.

Пусть боги хранят тебя, Аддон, от тех страданий, которые испытывает такой человек, как я. Я желаю тебе, чтобы печаль твоя стала светлой и легкой, как души любимых тобою людей.

Я должен сообщить тебе печальную весть: моя жена скончалась при родах, так и не подарив мне наследника. Ребенок не выжил. Я скорблю о нем, но жизнь и род Айехорнов должны продолжаться, пока светит солнце над этим миром.

В самом скором времени я прибуду в Каин во главе своей армии. Я хочу отвезти Уну в Газарру, чтобы в тот же день объявить ее царевной и наследницей.

Сейчас же я посылаю тебе первые две сотни солдат и три десятка каменщиков и плотников.

Что до твоего желания оставить Килиана во главе гарнизона и отправиться в паломничество — что ж. Я не стану препятствовать тебе, брат мой, хотя и отпущу без радости. Надеюсь, странствие утешит и развлечет твою душу и ты вернешься к своим обязанностям уже к следующему ритофо.

А теперь я хочу поговорить о самом сложном.

Странным образом я чувствую, что потеря Либины — горячо любимой тобою и в это мгновение, когда ты читаешь мое послание, — не так потрясла тебя, как гибель Руфа в последний день сражения за Каин.

Ты коришь себя, что отпустил его. Ты недоумеваешь, что же произошло с лучшим из лучших, что он стал жертвой такой нелепой случайности. Ты переживаешь из-за Уны.

Не стану утешать тебя и в этом горе. Я не бессмертный бог, который может даровать своим подданым сладкий дар забвения. И отчего-то убежден, что ты, отказался бы. от забвения во имя памяти о тех, кого любишь. Я ведь хорошо знаю тебя, Аддон Кайнен.

Твой преемник пал в битве — это хорошая смерть для любого воина. Это невосполнимая потеря, но меня всегда беспокоило его странное появление и не менее странное прошлое. Кто знает. Аддон. Возможно, боги дали ему шанс умереть человеком и оставить по себе только светлую память.

С надеждой на скорую встречу

твой брат и друг Баадер Айехорн.

Отчего-то у нее не получалось разрыдаться, и невыплаканные слезы перекипали внутри, превращаясь в пламя, которое выжигало все.

Выжигало прежнюю Уну, ее память, ее любовь, ее мечты и стремления.

Она боялась той, что поднималась из пепла — несокрушимая, грозная, замершая на пороге между жизнью и смертью и потому не ценящая жизнь и не боящаяся небытия.

Когда Килиан сбивчиво и торопливо рассказывал, как они с Руфом заехали достаточно далеко от своих солдат, как подверглись внезапному нападению и как геройски погиб Руф, защищая брата, она жадно ловила каждое его слово.

Но когда он потянул из-за пазухи таблички, уверяя, что Руф незадолго до последнего боя отдал их ему с просьбой передать Уне, если с ним что-то случится, — она не поверила. И вот что странно все в Каине знали о том, как Руф предчувствовал события, как по-звериному чутко реагировал на мир, так что история, поведанная Килианом, была абсолютно правдоподобна. А Уна не верила.

В этот день она потеряла обоих — и возлюбленного, и брата.

В этом месте голос Руфа внезапно обрывался. Его несправедливо и подло обрекли на вечное молчание.

Ей было от этого страшно и больно, а потом она начала гореть внутри.

И потому ощутила слабое чувство, чуть-чуть похожее на радость, когда Аддон сообщил ей о скором приезде царя Баадера и его желании объявить ее своей дочерью и законной наследницей.

— Я стану царицей, — сказала она твердо. — Я не его дочь, а твоя и никогда не буду думать иначе. Но царицей стану — самой великой в роду Айехорнов, как того хотела мама. Ты еще будешь гордиться мной.

И она обняла Аддона, прощаясь с ним навсегда. Потому что Уна твердо знала, что в это мгновение там, внутри, падающей звездой стремительно несется к смерти она сама — страдающая, измученная горем и болью потерь, но настоящая, способная любить. И встает навстречу новому солнцу незнакомая взрослая женщина, у которой по чистой случайности будут ее имя, лицо, фигура и жесты.