Джулиан Мэй - Многоцветная Земля

– Не шевелись, сукин сын, не то отправишься вслед за своим братцем!

Амери вскрикнула, а Уве грязно выругался, увидев, что кузнец очутился один на один с горгоной. Вместо волос рука пакистанца сжимала шипящих, извивающихся гадюк, что отходили от скальпа Зигмунда. Тоненькие ядовитые жала вонзились в руку кузнеца, посылая отравленные стрелы по кровеносным сосудам прямо к сердцу.

– Прекрати, я сказал! – взревел кузнец и, покрепче стиснув пальцы вокруг затупленного наконечника копья, вонзил его в мягкую ложбинку на горле чудовища.

Горгона испустила булькающий хрип и обмякла. Халид отпрыгнул и выронил железяку. С глухим стуком она ударилась об землю и осталась лежать близ мертвого тела, снова изменившего очертания. Амери и трое мужчин уставились на хрупкое существо весом, наверное, не больше тридцати килограммов. Маленькие острые соски выдавали в нем особь женского пола. Лысый конусообразный череп был приплюснут над глазами. На лице там, где должен был быть нос, зияло отверстие, а на массивной нижней челюсти виднелись редкие торчащие в разные стороны зубы. По сравнению с раздутым, как шар, туловищем конечности казались тоньше, чем у паука; левая передняя лапа отсутствовала.

– Это же… фирвулаг! – выдохнула Амери.

– Ревун, – поправил Бурке. – Некоторые биологи считают их мутантами фирвулагов. Каждый имеет свое, не похожее на других, обличье. Но все они до жути уродливы.

– Понятно, что было у нее на уме! – раздался голос Халида, дрожащий от ужаса и досады. Он ощупал руку: как ни странно, она оказалась целой и невредимой. – Увидала, как мы порешили ее приятеля, и решила выяснить, что это за диковинное оружие. Для того, должно быть, подкралась к Зигмунду, который замыкал колонну, и… заняла его место. А руку себе отсекла, чтобы ее не заставили нести железо.

– Но прежде ревуны не рядились в людей! – воскликнул Уве. – Зачем же теперь…

– Взгляните на нее – одета в лохмотья, – заметила Амери и наклонилась, чтобы в свете из дверного проема получше рассмотреть карликовое тельце.

Один из грубо выделанных кожаных башмаков свалился в пылу схватки, обнажив ступню – крохотную, но безупречной формы и гладкую, как у ребенка. На пятке натерта трогательная мозоль: верно, малышке было нелегко поспевать за быстроногими людьми.

Монахиня надела убитой башмак, расправила ножки-тростинки, закрыла остекленевшие глаза.

– По всему видать, бедная. Может быть, надеялась обнаружить ценную информацию и выгодно ее продать.

– Кому? Нормальным фирвулагам? – предположил Бурке.

– Или тану. – Монахиня выпрямилась, отряхнула полы белой сутаны.

– Другие тоже могли видеть нас у плавильни, – проговорил Халид. – Если эта превратилась в человека, то как мы можем быть уверены, что другие…

Бурке поднял наконечник, схватил руку кузнеца и провел грубым металлом по коже. Из царапины выступило несколько капель темной крови.

– Ты, по крайней мере, человек. Пойду испытаю остальную команду. Позже придумаем что-нибудь менее жестокое. Иголкой, что ль, будем колоть.

Он захромал обратно к бане. Уве и Халид втащили драгоценные мешки в увитый розами домик и вернулись к Амери. Она все еще стояла над трупом и прижимала к себе мурлыкающую кошку.

– Что с ней делать, сестра? – спросил Халид, кивая на труп ревунши.

Амери вздохнула.

– У меня есть большая корзина. Отнесите ее в лесной домик. Боюсь, завтра мне придется ее расчленить.

Пока члены руководящего комитета ожидали вождя Бурке, трактирщица угостила всех новым напитком.

– Мы взяли мерзкое сырое вино Перкина и настояли его на лесных цветах.

Все пригубили.

– Как вкусно, Мариалена! – похвалила Амери.

Уве что-то сказал вполголоса по-немецки.

– Знаешь, что ты сделала, женщина? Ты вновь изобрела пунш!

– Точно, точно! – подхватил старик Каваи. Ему было всего восемьдесят шесть, но поскольку он принципиально отказался от «омоложения, то был похож на развернутую мумию. – Очень освежает, дорогая. Вот бы нам еще выгнать хорошее сакэ…

Дверь коттеджа распахнулась, и вошел Луговой Жаворонок Бурке. Члены комитета хранили молчание, пока вождь краснокожих не усмехнулся.

– Все кошерные. Я проверил не только плавильщиков, но и остальных в бане.

– Слава тебе, Господи! – перекрестился Уве. – У меня мороз шел по коже от мысли, что в наши ряды затесались дьяволы! – Он замахал руками, словно хозяин заведения, обнаруживший, что один из его надежных поставщиков подделывает счета.

– Уве прав, – сказал вождь. – До сих пор ни у ревунов, ни у фирвулагов не было причин заниматься такой подтасовкой. Но теперь, когда близится час нападения и у нас есть, возможно, уже не столь секретное оружие, мы должны быть начеку. Будем проверять каждого добровольца и всех участников мало-мальски важных сходок.

– Это моя забота, – заявил Уве Гульденцопф, ведавший у первобытных службой безопасности. – Мне бы несколько иголок, Халид!

– Завтра первым делом откуем.

Комитетчики уселись за стол.

– Так, прошу всех быть краткими, а то бедный Халид с ног валится. Заседание руководящего комитета объявляю открытым. На повестке все те же вопросы. Начнем со строительства. Тебе слово, Филимон.

– Лагерь на Рейне построен, – сообщил архитектор. – Через два-три дня будет закончен главный павильон, потом я переброшу ребят на гостиницу здесь, у каньона.

– Хорошо, – кивнул вождь. – Ванда Йо, что сделано для обеспечения скрытности передвижений?

Пышноволосая женщина с лицом мадонны и. голосом армейского сержанта живо откликнулась:

– Проложена невидимая с воздуха тропа от каньона до театра военных действий длиной в сто шесть километров. Наведены гати на сучьем болоте – работенка, не позавидуешь! Теперь обносим стартовую площадку колючей проволокой, чтобы посторонние туда не просочились.

– А как насчет плацдармов для пехотного десанта?

– Их решено устроить на понтонах – в последний момент. Накат выстелим шкурами, которые доставит Деревянная Нога.

– Что нового в контрразведке?

– Ничего, – сказал Уве. – Почти все мои люди работают у Фила и Ванды Йо. Я связался с маркитантом Высокой Цитадели, чтобы поставил нам дичь и другое продовольствие, когда начнут прибывать дополнительные контингенты. Теперь разрабатываем систему проверки перед отправкой войск к реке.

– Что ж, у тебя, кажется, тоже все в порядке. Амуниция?

Старик Каваи поджал морщинистые губы.

– Сотня шлемов и нагрудников из дубленой кожи к Часу Ноль будет. Больше не обещаю. Знаете, сколько они сохнут? Даже на болванках, наполненных горячим песком?.. А сколько труда надобно, чтобы придать им форму? Боюсь, большинству волонтеров придется выступить в поход с голым задом. Нельзя же наших оголить? Словом, делаю, что могу, но чудес не ждите.