Джулиан Мэй - Многоцветная Земля

– Но ведь до сих пор метафункции не удалось восстановить ни у кого из тех, кто получил такие же повреждения, как я.

– Ни у кого, – согласилась не без некоторых колебаний терапевт. – Тем не менее надежда есть, и мы не должны сбрасывать ее со счета. Нужно пытаться снова и снова. Нам бы очень хотелось, чтобы вы полностью восстановили все функции мозга независимо от того, сколько времени на это потребуется. Только не отчаивайтесь. Наберитесь терпения и продолжайте попытки.

Наберитесь терпения! Все равно что набраться терпения и обучать слепую любоваться лунами Денали. Или набраться терпения и обучать глухую наслаждаться музыкой Баха или немую – исполнять арии Беллини. Примерно одно и то же.

Вы чудесный друг, Квон Чунмей, и, видит Бог, немало поработали, чтобы помочь мне. Но все же будет лучше, если я смирюсь с потерей. Ведь живут же, в конце концов, миллиарды обыкновенных людей, которые счастливы и довольны жизнью, хотя и не обладают метапсихическими способностями. Мне просто нужно адаптироваться к новой перспективе.

Забыть о том, что ангел моего разума утратил крылья. Научиться быть счастливой в стенах темницы собственного черепа. Забыть о прекрасном Единстве, о синергии, о возвышенных узах между мирами, о теплоте общения с подобными тебе по духу, о радости раскрытия метапсихических способностей ребенка. Забыть о милом образе покойного Лоуренса. Забыть…

Квон нерешительно предложила:

– А почему бы вам не последовать совету Чарнеки и не устроить себе хорошие продолжительные каникулы на какой-нибудь теплой и тихой планете? Туамоту, Ривьера, Тамиами. Наконец Старая Земля! А когда вы вернетесь, мы сможем начать с проецирования простых изображений.

– Возможно, что это как раз то, что мне сейчас нужно, Чунмей.

От внимания терапевта не ускользнуло, что Элизабет произнесла эти слова с какой-то особенной интонацией. Квон озабоченно сжала губы, но промолчала, боясь причинить боль пациентке.

Элизабет надела накидку, отороченную мехом, и, раздвинув занавеси, выглянула из окна.

– Похоже, опять собирается буря! Было бы глупо не воспользоваться шансом и не провести зиму подальше от Денали. Надеюсь, мой драндулет не станет капризничать и сразу заведется. Сегодня утром на транспортной стоянке он был единственной машиной. Это он с виду ничего, а на самом деле того и гляди рассыплется на части.

Как и его водитель.

Терапевт проводила Элизабет Орм до дверей и в порыве сочувствия положила ей руку на плечо. Внушить покой. Внушить надежду.

– Не падайте духом, Элизабет. Ваш долг и перед собой, и перед всем метапсихическим сообществом – не оставлять попыток восстановить метапсихические функции. Вы непременно должны быть среди нас.

Элизабет улыбнулась. Ее лицо казалось безмятежным, и только около уголков глаз проглядывали едва заметные морщинки – стигматы глубоких переживаний после регенерации, позволившей воссоздать из разбитого, раздавленного, искалеченного сорокачетырехлетнего тела новое, совершенное тело женщины в пору зрелости. Подобно тому как у рака, потерявшего клешню, вырастает новая, у Элизабет выросли новые клетки – взамен раздавленных рук, сломанных ребер и таза, разорванных легких, сердца и внутренних органов, поврежденного спинного и головного мозга. По отзывам врачей, регенерация прошла идеально.

Элизабет пожала руку терапевту:

– До свидания, Чунмей. До следующего раза.

Которого никогда не будет. Никогда.

Элизабет вышла из здания. Снега намело уже по лодыжку. Освещенные окна Деналийского института метапсихологии причудливым узором разрисовали белый прямоугольник фасада. Френк, сторож, поставил лопату, которой расчищал дорожку от снега, и помахал Элизабет рукой. Снеготаялка, как всегда, не работала. Добрая старая планета Денали.

Она, Элизабет, не вернется больше в институт, в котором проработала столько лет. Кем она только ни была – сначала студенткой, потом консультантом по метапсихологии и наконец пациенткой. Боль от утраты метапсихических функций была невыносимой. Элизабет рассудила, как всегда, здраво: нужно смотреть правде в глаза, настала пора для чего-то совершенно необычного, нового.

Элизабет поплотнее натянула на голову капюшон и направилась туда, где оставила свой драндулет. По привычке, появившейся у нее в последнее время, Элизабет молилась про себя на ходу, едва заметно шевеля губами:

– Благословенная Алмазная Маска, наставь меня на пути в Изгнание.

Допустить в Галактическое Содружество человеческую расу до того, как она достигнет социополитической зрелости, несомненно, было рискованным шагом.

Даже после того, как достопочтенные святой Джек Бестелесный и Алмазная Маска парировали первую метапсихическую угрозу Содружеству со стороны человечества, печать первородного греха упорно сохранялась на сынах человеческих.

Один из носителей первородного греха – Эйкен Драм.

Эйкен был одним из тех неординарных личностей, чье поведение способно довести до отчаяния специалистов по отклонениям в психике. У него нормальный набор хромосом, мозг Эйкена не травмирован и не подвержен болезни, у Эйкена великолепный коэффициент умственного развития. Более того, Эйкен наделен метафункциями, которые пребывали в латентном состоянии, но в надлежащее время вполне могли проявиться. Детство Эйкена, прошедшее в новом поселении на Дальриаде, ничем не отличалось от детства тридцати тысяч других нерожденных, выведенных путем искусственного осеменения яйцеклеток. (Сперма и яйцеклетки были взяты у тщательно отобранных родительских пар из Шотландии.)

И все же Эйкен отличался от всех остальных нерожденных. Он был прирожденным негодяем.

Несмотря на любовь своих не совсем настоящих, суррогатных родителей, внимание высококвалифицированных учителей и неизбежные исправительные курсы, которые то и дело назначались ему на протяжении всей бурной юности, Эйкен неотступно следовал по начертанному ему пути поножовщины и преступлений. Он крал. Он лгал. Он обманывал, если чувствовал, что обман выгорит. Ему нравилось нарушать все установленные правила, и он с презрением относился к своим сверстникам с нормальной психосоциальной ориентацией.

«Субъект Эйкен Драм, – гласила запись в его личном деле, – страдает тяжелой формой дисфункции воображения. Он, по существу, лишен способности оценивать социальные последствия, равно как и последствия для отдельной личности, своих действий, его эгоцентризм достигает опасной степени. Резистентен по отношению ко всем методам морального воздействия».

Вместе с тем у Эйкена Драма была уйма обаяния. Он обладал лукавым юмором. И при всех своих наклонностях закоренелого мошенника и негодяя Эйкен Драм был прирожденным лидером. У него искусные руки, а по части придумывания всяких проказ, призванных нарушить установленный порядок, он не имел равных. Поэтому мало-помалу у современников Эйкена Драма сложилось о нем мнение как о своего рода герое. Даже взрослое население Дальриады, поглощенное тяжкой задачей воспитания целого поколения искусственно выведенных колонистов для освоения нового мира, не могло порой удержаться от смеха при некоторых выходках Драма.