Сергей Фомичев - Пророчество Предславы

Он помолчал, помянув товарища.

— Надеюсь, ты передашь новости Мене и остальным.

— Ты не вернёшься? — нахмурилась владычица.

— Не теперь. В Мещере слишком мало сил, а я боюсь, что большой битвы не избежать. Князь же Константин может поднять несколько тысяч отборных бойцов. Хочу переговорить с ним. Его земель и людей напасть тоже касается.

— Значит в Угарман?

— Значит так.

— Не знаю, чародей, вольному воля. Но я бы на твоём месте поискала племянницу Вихря. Уверена, она сохранила связь с колдуном, а значит, сможет помочь.

— Елена? Что же мешает тебе самой её разыскать?

— Представь себе, мы не можем. Она по-прежнему укрыта от нашего взора. И не только от нашего. Даже Мена почти ничего не смогла сделать.

— А она хоть жива, Елена-то?

— Среди мёртвых её нет. Мена утверждает, что под чужим небом Елена бродит. А большего не знает и она.

Сокол задумался. Потом сказал:

— Даже если Вихрь с Мстителем связан был, то его племянница-то каким боком замешана? А пока её искать будем, время напрасно потеряем. Нет, я в Угарман.

Владычица хотела возразить, но только рукой раздражённо махнула.

Разговор увял, они вернулись к остальным.

Эрвела что-то сказала вурдам на незнакомом княжичу языке, и те бросились освобождать лошадей от поклажи.

— Без владычицы они вряд ли потерпят нас на своих спинах, — пояснил Борису Власорук.

Княжич расстроено взглянул на Эрвелу.

— Ты не поедешь с нами? — спросил он. — Жаль, мне страсть как охота расспросить тебя о твоём народе.

— У меня дела князь. В другой раз поговорим.

Вспрыгнув с седло, она погладила Игреца. Тот коротко всхрапнул, и через мгновение лишь дорожная пыль оседала в том месте, где только что стояли четыре коня.

Липкая удушливая жара нависла над миром, иссушая землю, вместе со всем, что на ней росло и всем, что по ней двигалось. Реки мелели, обнажая веками скрытое дно, мели превращались в острова, острова — в матёрую сушу. Брошенные корабли и лодки, намертво вросшие в песок, покрывали когда-то оживлённые, а теперь замершие великие торговые пути. Вода уходила из колодцев, и люди набирали затхлую и вонючую жижу из лесных болот да поганых оврагов. Но и такой, пополам с грязью, воды оставалось не много. Солнце выжигало всё живое, пока не скрылось за длинными хвостами гари лесных пожаров.

Но никто уже не обращал внимания на свирепую засуху, сулящую полям небывалое бесплодие, на безумные пожары, пожирающие не только леса, но десятки сёл и сотни деревень, вместе со всеми их жителями, домами, скотом. Эти бедствия, которые в иной год посчитались бы карой небесной, которые непременно вошли бы в летописи и сказания, наравне с войнами и деяниями князей, теперь казались сущими пустяками, не стоящими даже случайно оброненного слова в разговоре за кружкой пива.

Шла чёрная смерть. Вот об этом только и думали люди. Какая разница, что вызреет на полях, если по осени на них некому будет выйти? А пожары хотя бы не заставляют страдать несколько дней от кровавого кашля, наблюдая, как умирают вперёд тебя более слабые дети и старики.

В городах наглухо закрывались ворота, не впуская ни единого человека, но смерть находила лазейку, и вот на погост тянулись первые подводы с гробами, а за ними уже выстраивалась бесконечная вереница следующих. И кладбищенские землекопы трудились, не ведая отдыха. Но то было только начало. Очень скоро переставало хватать и гробов и землекопов. И некому становилось хоронить тех, кто уже лишился семей. И трупы с ужасными язвами на лицах валялись посреди улиц, таились в опустевших домах. И тогда, по утрам, монахи волочили людей крючьями на церковный двор. Подле церквей рыли огромные скудельницы и, наскоро отпевая всех скопом, не перечисляя имён, хоронили по нескольку тысяч сложенных рядами тел. А потом приходил черёд монахов и священников. И понимание того, что защиты нет даже для божьих слуг, ввергало людей в безумие. И они бросали всё своё состояние, надевали рубища и ходили по улицам и дорогам, распевая молитвы.

Это бич божий — решила большая часть людей и смирилась с неизбежным концом, а их смирение не позволяло бороться тем, кто пытался бороться.

Но ещё не все земли оказались в объятиях смерти. Она только-только разворачивала свои крылья над миром. До всходных пределов страны доходили пока только жуткие слухи.

Нижний Новгород. Август 6860 года.

Три человека и два вурда ожидали переправы на песчаной косе называемой Стрелкой. На противоположенной стороне Оки, рассекая улицами зелёные холмы, стоял город.

Широкая лодка отошла от княжеской пристани сразу, как только Борис подал вешкой знак, словно их появления здесь давно ждали. Два десятка вёсел часто и слаженно плюхались в воду и поднимались вновь, так что лодка приближалась быстро, мощными рывками, и скоро её нос уткнулся в песок. Не дожидаясь пока опустятся сходни, попрыгали на берег дружинники. Вслед за ними с пышной свитой князей и бояр, на Стрелку сошёл великий князь Константин Васильевич.

Ожидая от отца выговора за самовольство с отъездом в Тракай, Борис такому торжеству немало удивился. А когда князь крепко обнял его, юноша и вовсе вздохнул с облегчением. Сын с отцом обнимались долго, не сказав друг другу ни слова. Молчали и все вокруг. Сокол с товарищами стоял в стороне, также в стороне держалось и окружение князя. Свита настороженно косилась на чародея и особенно на вурдов, а те, не испытывая перед вельможами никакого благоговения, только что язык боярам не показывали.

— Не хватает запечённого бычка… — заметил Рыжий на ухо Быстроногу, но вурд притчу про блудного сына не знал и лишь пожал плечами.

Князь, наконец, отстранил Бориса и взглянул на чародея.

— Это Сокол, — Борис, обретя, наконец, дар речи, заговорил без умолку. — Он дважды спасал мне жизнь… Там такое творилось, ужас какой-то… Мы едва ноги унесли… Знаешь, нас там схватили какие-то выродки, новгородцы, между прочим… И это после того, как мы обороняли от нечисти Псков…Я пригласил Сокола в Нижний Новгород… Он может помочь нам справится с чёрной смертью…

— Я знаю, — коротко сказал Константин, шагнув к чародею

Они буравили друг друга взглядами, словно спорили, кто кого переглядит.

— Знаешь? — удивился Борис. — Откуда?

Вопрос остался без ответа. Князь поздоровался с Рыжим, кивнул, улыбнувшись, вурдам и пригласил всех на лодку.

— Добро пожаловать!

А потом, вновь обернувшись к Соколу, добавил:

— Добро пожаловать на родину, чародей. Надеюсь, новый город тебя не слишком разочарует.

— Ты, князь, и про это наслышан? — усмехнулся Сокол, но в усмешке его читалось неподдельное уважение.

— Так, справился кое у кого… — ответил Константин.