Сергей Фомичев - Пророчество Предславы

Староста первым к гостям вышел — положение обязывало. В хороших колдунов он не верил, но и злых опасался не сильно. Считал, что добрый христианин, вроде него, не может пропасть от чьих-либо козней. С ним вместе Дымок не побоялся пойти, да ещё несколько человек.

Чародеи, достигнув околицы, поздоровались вразнобой с селянами. Те так же вразнобой ответили.

— Куда путь держите, уважаемые? — спросил староста.

— Пришли уже, — ответил за всех Чорган. — Ваше село нам и надобно.

Народ ответу удивился, даже опешил, по толпе пронёсся встревоженный шорох. Сокол, узнав старосту, шагнул к нему.

— Работу закончить надобно, — сказал он.

— Это, какую же? — староста поёжился от догадки.

— От Вихря наследство осталось, — пояснил Сокол. — Не пустяковое наследство. Напрасно вы племянницу его изгнали. Теперь как бы не пришлось всему селу заплатить за обиду.

— Так вы что, квитаться с нами пришли? — отвёл взгляд староста.

— Не мы, — жёстко ответил Сокол. — Но кое-кто гораздо сильнее. Так что, кроме пастыря вашего скудоумного, кто хочет уйти, пусть уходит. Остальным, быть может и сразиться предстоит. Кто знает, какое воинство сюда пожалует. А что до Леонтия, то к нему разговор особый…

Извозив грязью подрясник, Леонтий ужом прополз по овражку почти до самого леса. Только здесь он решился перевести дух и взглянуть на оставленное село. Прикрываясь травой, осторожно высунул голову. Пусто. Колдунов простыл след.

— Куда они могли направиться? — вопросил Леонтий и тут же нашёл ответ. — В дом Вихря, больше некуда. Или к ведьме сбежавшей, Елене.

Он ещё раз выглянул и действительно заметил шевеление во дворе колдунского дома.

— Ну и пусть, — злорадно пробормотал священник. — Пируйте себе на костях вихревых, справляйте обряды поганые, а я тем временем утеку…

Он сполз обратно в овражек и, мурлыкая молитву, двинулся к лесу.

— Далеко ли собрался, батюшка? — раздался над его головой весёлый девичий голос.

Леонтий вздрогнул, поднял голову и оторопел — в двух шагах от него на сказочной красоты игреневом коне сидела овда. Стало быть, и девы лесные в стороне не остались. Вся нечисть скопом нагрянула, поживу почуяв…

— Далеко ли собрался, спрашиваю? — весёлость уступила место холоду, от которого по спине священника побежали мурашки.

Леонтий поднялся. Отряхнув землю с подрясника, с тоской взглянул на такой близкий лес.

— Даже и не мечтай, — пропела Эрвела. — Мигом стрелу в глаз схлопочешь.

— Изыди! — буркнул без надежды Леонтий.

— Вот прямо сейчас и изыду, — нехорошо рассмеялась овда. — Давай-ка, батюшка, топай обратно. Живцу положено на крючке сидеть.

Заняв дом Вихря, колдуны, не откладывая, принялись за дело. Из их мешков появилась всякая всячина. Некоторые вещи были обыденными, другие пугающими, третьи загадочными; заячья лапка, воронье перо, зуб неведомого зверя, глиняные фигурки, всевозможные порошки, настойки, пучки трав и веток… Пока одни ещё рылись в мешках, другие деловито и в полном молчании, принялись расставлять и развешивать все эти предметы по углам, стенам, на полу и возле дверей. Колдуны работали споро и слажено. Закончив приготовления, уселись вкруг прямо посреди комнаты и запели. Песню не песню, молитву не молитву, но какие-то протяжные заунывные слова. Впрочем, всего этого селяне не видели, так как охотников подглядывать за ворожбой не нашлось. Да и два вурда, вышагивающие вокруг дома, любопытство не распаляли.

Почти сутки колдовали гости взаперти. От дома то свет дивный исходил, то дым вонючий через крышу сочился. Ночью, говорили, чёрные птицы крыльями хлопали, в небо огненные сполохи били. Православные, кто до сих пор из села не утёк, дом Вихря стороной обходили, крестились при каждой вспышке, обсуждали при встречах шёпотом — беды бы не вышло, больно уж усердно колдуны за дело взялись.

А под утро всё село зачаровано наблюдало, как на небосклоне разыгралось светопреставление. Оно чем-то напоминало зарницы, что случаются на далёком севере. Но жители Сельца никогда в тех краях не бывали, и потому зрелище их потрясло. Впрочем, имелось и отличие — то сияние что на севере, оно мирным выглядит, а здесь, словно война в небесах разразилась. Сполохи не играли, но били друг в друга, вызывая яркие вспышки, молнии, расходящиеся по небу круги. Тучи переливались из багрового цвета в чёрный и обратно. Клубы принимали различные очертания от нелепых, даже смешных, до совершенно зловещих. Зрелище завораживало, но в месте с тем, обдавало людей неподдельной жутью.

Вскоре после полудня Мена разбудила Сокола, дремавшего под старой ивой. Потирая кончики пальцев, ведунья сказала:

— Идёт. Сюда идёт. Сработала ловушка твоя, чародей.

— Посмотрим, — протёр глаза тот. — Посмотрим…

Прочие колдуны, кто спал — просыпались, кто сторожил на околице — возвращались в село. Эрвела, выслушав Мену, отпустила Игреца в лес — нечего, мол, коню в опасные свары лезть. Не его это битва.

Вурды занялись живцом. Крепко-накрепко привязав Леонтия посреди церквушки к резному Спасителю, заявили строго:

— Лучше и не пытайся сбежать, овцевод. Сиди тихо да молись богу своему, может, и жив останешься.

— Господин чародей добр больно, не любит он богов человечиной угощать. Но мы ведь не всегда его воле следуем. Можем и ослушаться, если разозлишь ты нас. Так что сиди, пастух, и не дёргайся…

Улицы опустели. Люди позапирались в домах, колдуны разошлись по схронам, заранее наготовленным по всему селу.

В одном из таких убежищ, устроенном под дровяным навесом, сидели, согнувшись в три погибели, Сокол, Рыжий и оба вурда. Наблюдая в узкие щели за обстановкой, они лениво спорили.

— Всё равно не пойму, как вы собираетесь его убить? — недоумевал Рыжий, разминая затёкшую ногу. — Даже если мы все вместе навалимся, а он один одинёшенек придёт.

— Главное до горла добраться! — со знанием дела заявил Быстроног. Он оторвался на миг от щели и, словно его товарищи не представляли что к чему, показал ножом, где именно находится горло.

— На себе не показывают, — остерёг Власорук.

— Нет, убить его мы не можем, — произнёс наставительно Сокол. — Никто из нас даже не помышляет об этом. Так или иначе, но он бог. А боги бессмертны. Задача у нас другая — заставить его прийти в себя, что ли, вернуться в свой мир, на свои небеса.

— На небеса? — удивился Рыжий. — Скорее уж в преисподнюю.

— Это точно! — поддержал Власорук. — Он сгубил людей больше, чем вы сами себя за последние две сотни лет.

— Нет, вы не правы, — возразил Сокол. — Вы судите по его нынешней сущности. А она не совсем отражает подлинное естество. Когда-то он был другим. Каким именно — плохим или хорошим — не знаю. Честно говоря, я и сам до последнего времени не верил в него, считал небылицей, сказкой, вымыслом, глупым суеверием. Поверил отчасти, лишь увидев воочию в Пскове.