Сергей Фомичев - Серая Орда

— Если до конца дней, то это не епитимья, а покаяние, — непроизвольно поправил Евлампий, но, вспомнив, к чему всё говорилось, заскулил.

— Но могу тебя выручить, — ободряюще добавил Рыжий. — Если ты мне с одним делом подсобишь.

Скуление враз прекратилось, а монах с большой готовностью спросил:

— Чем? Чем могу отплатить тебе за спасение? Какой службой?

— Так, пустяк, — Рыжий махнул рукой. — Ищу мухрыжника одного. Не сам ищу, человек большой попросил. Такой большой, каким не отказывают. И есть у меня подозрение, что мухрыжник тот в вашей обители затаился. Под чужой личиной скрывается, чтобы, значит, злодеяния свои без ответа оставить.

— И как зовут его? — с готовностью спросил монах.

— Кабы я знал!? — воскликнул Рыжий. — Говорю же тебе — под чужой личиной.

— А как я сыщу его? — удивился монах. — Мало ли у нас приблудных?

— Сам ты его не найдёшь, это верно, — согласился Рыжий. — А мне ходу в монастырь нет.

Он задумался.

— Сделаем вот как. Ты мне расскажешь, кто да чем у вас там занимается, за кем, что странное подмечают, что говорят послушаешь… А я уж, с божьей подмогой, разберусь, который из них мне нужен.

— Щекотливое дело, — испугался монах.

— А ты как хотел? — удивился Рыжий. — Малым откупиться? Так не бывает. Не за медяк усердствовать будешь, язык и уши спасаешь…

Он помолчал.

— А может и голову. Вдруг да ошибаюсь я на счёт доброты наставников твоих.

Приуныл Евлампий. Долго терзался сомнениями, шевелил непослушными губами, призывая на помощь своего святого, да заступницу всеобщую Богородицу. Но святые выжидали и никакого иного выхода, кроме согласия, монах так и не нашёл.

— А как же быть с опозданием к службе? — спросил он, затягивая время.

— Ничего, — обнадёжил знакомец. — Есть у меня одна задумка.

Замолчали оба. Монах теребил бородёнку, а Рыжий принялся будто бы чистить рукав.

— А девка? — вдруг вспомнил монах и кивнул на печь. — Она откуда взялась? И с нею как быть?

— Девка? — переспросил Рыжий, взглянув в ту сторону, и успокоил. — Девку-то не бойся, она не выдаст.

Проклиная собственные слабости, недобрую судьбу, Евлампий рубанул рукой по столу и дал согласие. После чего потянулся к ковшу.

— Только мне подстраховаться требуется, чтобы ты не передумал потом, — сказал Рыжий. — Уж прости, не доверяю я тебе. Письмо напишешь…

Он протянул загодя приготовленный чистый свиток, выставил чернила с пером.

— Давай пиши, — приказал он. — Эх, кожу дорогую на тебя изводить. Боком мне выйдет доброта моя. А, может, ну его к лешему…

— Что писать? — испугавшись, как бы парень не передумал, монах схватил перо.

Рыжий поднял взгляд к потолку, как бы задумавшись, и начал:

— Великому князю Ольгерду, от Евлампия-чернеца, с низким поклоном…

— Ольгерду? — ужаснулся монах.

— Да чего с тобой возиться, с дурнем таким? — в сердцах воскликнул Рыжий. — Плюнуть на тебя и выбирайся сам как знаешь…

— Великому князю Ольгерду… — тут же повторяя вслух, начал писать монах. — От Евлампия-чернеца, с низким поклоном.

— Третьего дня вернулся с рязанской стороны инок… — Рыжий запнулся. — Как звали инока-то?

— Хлыст, — ответил Евлампий.

— О, как! — удивился Рыжий. — Однако, странное для монаха имя… да ты пиши, пиши…

Чуть в стороне от владимирского тракта, в небольшом отдалении от суетной и шумной Москвы, расположился Богоявленский монастырь. Но и в этом спокойном месте он отгородился от мира стеной. Не простой городьбой — высотой и толщиной не уступала она стенам, что возводились вокруг княжеских или боярских дворов, а незаметные с первого взгляда, прикрытые мешковиной бойницы, превращали монастырь в настоящую твердыню. Не поленились соорудить вокруг обители и некое подобие рва.

За стенами теснилось множество низких, лишённых окон, избёнок, срубленных на четыре угла. Даже стоящие тут же среди них сараи выглядели куда пристойнее. Эти убогие жилища были монашескими кельями. Наряду с хижинами в монастыре возвели и настоящие хоромы. Там жили и трудились иерархи, там останавливались сановные гости, что в последнее время зачастили в обитель. Стояли церкви. Над всеми ними возвышался каменный храм, совсем недавно построенный московским боярином Протасием Вельяминовым. Всё это множество самых разнообразных построек превращало монастырский двор в маленький городок со своими улочками, закоулками и площадями.

Холодным зимним утром у ворот остановилась подвода. Укутанный в лисью шубу парень, переминаясь от холода с ноги на ногу, громко и настойчиво забарабанил кольцом по двери.

Из оконца высунулась заспанное лицо старика — привратного инока.

— Чего надо, прохожий? — спросил старик. — По делу, или приюта ищешь?

— Ни то, ни другое. Монаха нашёл в овраге, говорит ваш.

— Монаха? В овраге? — удивился привратник. — В такую-то стужу? Живой хоть?

— Ну, раз говорит, стало быть, живой, — ответил парень.

— Кто ж такой?

— Евлампием назвался.

Ворота, скрипнув, открылись. Привратник, заметно хромая, подошёл к подводе и заглянул под шкуру.

— Брат, Евлампий? — воскликнул старик и повернулся к парню. — Что же случилось с ним?

— Разбойники напали. Избили, ограбили, — начал рассказывать парень и, не обращая внимания на смущение инока, принялся заводить лошадку во двор. — Еле живого подобрал в Курмышском овраге, замерзал уже. Хорошо добрые люди рядом оказались, помогли мне, чем-то растёрли бедолагу, спасли от смерти…

Но проникнуть внутрь обители прохожему не позволили. Из-за стены выскочило несколько человек, среди которых Рыжий приметил двоих отличающихся стройностью тела и отсутствием брюха. Именно таких вот дюжих монахов, вроде тех, что мутили воду в Свищево, он и разыскивал всё это время.

Оттеснив от повозки, монахи вытолкали гостя обратно.

— Обожди здесь, мирянин, — вполне учтиво сказал один из них.

Поворчав для приличия, дескать, нехорошо доброго человека на мороз выставлять, Рыжий принялся утаптывать снег возле ворот. Прыгал, да по сторонам не забывал поглядывать.

Наскоро осмотрев стены, он понял, что скрытно приглядывать за логовом викария не получится. Во-первых, вокруг простирался обширный пустырь, где всякого постороннего человека тотчас заметили бы. Во-вторых, монастырь оказался слишком большим. В нём обитало такое количество братии, что поди, разберись какие из монахов его. Вот те двое, пожалуй. Но как их отследишь?

Замёрзнуть Рыжий не успел. Ворота вновь отворились и совсем другие (вполне себе толстые) монахи вернули повозку и лошадь с благодарностью за проявленную о собрате заботу. Толком рассмотреть двор ему так и не удалось.

— Ничего, — возвращаясь в город, буркнул Рыжий под нос. — Ещё разглядим.