Сергей Фомичев - Серая Орда

Пахомий кивнул.

— Отправляйся туда. Узнай что да как. Тихонько узнай. Другому кому не доверил бы. Опасно там появляться. Но ты, я уверен, справишься.

Пахомий лишних вопросов не задавал. Вышел.

Проводив лучшего из своих воинов, Алексий вернулся к размышлениям. Не одни только внешние враги беспокоили викария. Свои глупцы почище иных врагов делу вредят. Но и на них у Алексия управа найдётся.

Евлампий появился в корчемнице точно в срок. От выпивки не отказывался даже для виду. Высосал малый кувшин в два приёма, и лишь потом начал рассказ.

— Серая Орда? — нахмурился Рыжий. — В Старице? Что за место, где его искать?

— Не знаю, — монах пожал плечами. — Даже друг с другом они всего вслух не говорят. Обиняками, намёками разговаривают.

— Узнай, монах, важно это. Узнай и отпущу тебе все грехи.

— Не духовник ты, грехи отпускать, — насупился Евлампий.

— А вот отпущу, — уверил серьёзно Рыжий.

— Да что за дело тебе до Старицы какой-то? Неужто думаешь мухрыжник твой и там замешан?

— Даже не сомневаюсь, брат Евлампий…

Рыжий помолчал.

— И ты не сомневайся, ни к чему тебе сомнения лишние.

Следующим утром, с надёжным мещёрским купцом, ушло Соколу первое донесение.

Мещера. Апрель.

По Мещере расползались нехорошие слухи. Ожидали перемен. Но какого свойства, никто толком сказать не мог. На Оке объявились новые разбойничьи шайки и нечисть лезла из болот чаще чем прежде. Блукач на мещёрском торгу прорицал про зубы, что в видениях к нему являлись. Божевильного Блукача как всегда никто не понимал. Но тревога крепла, росла понемногу.

С той ночи прошло три месяца. У выловленного вурдами из полыньи человека ещё в первые дни открылся сильный жар. Он то приходил в себя, то вновь проваливался в беспамятство. Вурды ночи напролёт сидели возле него, поднося снадобья и вытирая пот. Днём, занимаясь попутно своими делами, за больным присматривал Сокол.

Странно болел спасённый. Не мог обычный человек долго в беспамятстве пребывать, да в сильном жару. Либо умирал вскоре, либо в себя приходил. А этот, словно застыл на грани между смертью и возвращением в мир. Два месяца неведомо где носило душу его.

Но однажды, человек очнулся.

Сокол и не сразу заметил — о своём думал. Зима прошла, реки вскрылись, а никакой ясности с пропавшим княжичем не образовалось. И с угрозой, что над Мещерой висела тоже мрак полнейший. Лазутчики возвращались, сведения постепенно копились; там видели монахов оружных, здесь разговор подслушали… Рыжий, вон, письмо прислал, наконец. Возникло верное название — Старица. И про Серую Орду слух подтвердился… Но где это загадочное место и что из себя представляет орда, а главное, куда увезли Варунка, Сокол по-прежнему не имел ни малейшего понятия.

В который раз он вертел в руках бесполезный уже для ведовства княжеский пояс, в который раз обдумывал, как конец ухватить, и вдруг заметил, что утопленник несостоявшийся приподнял голову и странно так уставился на вещицу.

— Тебе этот пояс знаком? — спросил чародей, протягивая чашку с отваром. — Можешь мне что-нибудь рассказать о его хозяине? Давно разыскиваю его.

— Дай мне подержать, — сделав глоток, прохрипел в ответ человек.

Сокол принял чашку и протянул пояс. За приготовлением свежего отвара, он с любопытством наблюдал, как человек сперва ощупывает вещь руками, потом внимательно рассматривает со всех сторон.

Чародей не чувствовал в госте ни толики ведовства, а между тем видел, что тот каким-то образом понимает вещь, призывает её в помощь.

Незнакомец сжал пояс в руках и откинулся назад. Хозяин ждал.

Скоро человек вновь пришёл в себя, открыл глаза и молча вернул вещь чародею. Затем долго и жадно пил, травяной настой.

— Ты ждёшь от меня разгадки? Боюсь, что её не будет… Я расскажу тебе один случай… А ты уж сам решай, чем это может тебе помочь…

Чародей молчал.

— На самой границе Червленого Яра, в верховьях Цны, стоит городок. Ишма зовут его, и Польским городком называют… Пёстрый в нём народ обитает, много туда разных людей заносит… Вот и меня занесло однажды.

Повидал я всякого, но твоего дела касаемо, один случай припомню…

Рвущий нутро кашель, какой бывает при жестокой простуде, позволял больному говорить лишь урывками. После каждых нескольких слов, он замолкал, что бы сделать глоток-другой целебного снадобья, затем откидывался назад, тяжело сипел, и только после этого находил в себе силы продолжить рассказ.

— Шёл я по посаду и увидел, как на улице остановилась повозка. А из повозки два дюжих монаха паренька связанного вытащили. Огляделись, но меня не заметили, а никого больше на улице не случилось… Тогда они потащили его в домишко хлипкий. Странный такой, вроде как нежилой — окна заколочены, всё репьём заросло, а люди, видишь, заходят…

Не знаю, того парня ты ищешь, что у монахов гостит помимо воли, или другого, но пояс мне теплом отозвался.

Сокол кивнул, подтверждая догадку, а незнакомец хлебнув отвара продолжил.

— Дом тот нетрудно найти. Он один такой возле церквушки тамошней.

Человек надолго замолк, борясь с приступом кашля. Затем добавил:

— А потом, когда сюда шёл, слышал разговор в Кадоме, дескать, везли два монаха третьего — бесами одержимого.

— А про Серую Орду ничего не слышал? — спросил чародей.

— Ничего.

— А про Старицу?

Человек не ответил. Вновь начался жар. Он не проронил больше ни слова, даже в захватившем его бреду.

Сокол приставил к больному вурдов, а сам, несмотря на темень, поспешил к князю. Наконец-то появилась верная ниточка. Наконец-то есть, чем обнадёжить Ука.

Ночью стража в княжеской крепости удваивалась. Но что толку — в безлунную ночь уже за шаг ничего не видно, хоть с закрытыми глазами расхаживай. Стражники, позвякивая доспехами, прогуливались по стене и изредка перекликались. С посада доносился стук колотушки. Общинный сторож то приближался к крепости, то вновь удалялся от неё, обходя улицу за улицей. Мещёрск спал.

Никто не заметил, как с крепостной стены соскользнула тень. Рослый человек в чёрной монашеской рясе мягко коснулся ногами земли. Присев, он некоторое время прислушивался к ночным звукам. Похоже, пока всё шло гладко. Ни окрика, ни шума поднимаемой тревоги, ни подозрительной тишины на стенах. Подёргав конец верёвки из стороны в сторону, монах потянул её на себя. С лёгким шорохом та змейкой стекла к его ногам.

Неспешно сматывая верёвку, лазутчик попытался определить, в которую часть двора он попал. Темень мешала ему в той же степени, что и укрывала от глаз охраны. Через некоторое время, в оконце на верхнем ярусе терема монах заметил отблеск свечи или лучины, остальное домыслил сам. Выбрав по каким-то приметам направление, пригнулся и пошёл вдоль стены. Иногда вставал, вновь подолгу прислушивался, пока, упёршись в гладкий валун, не остановился совсем.