Мэтью Стовер - Клинок Тишалла

– Ваша светлость, – неуверенно сказал альфа-кот, – а вдруг приказ действительно исходит от патриарха?

– С этим мы разберемся через день-два – после того, как все успокоится. – Тоа-М’Жест указал на джунгли, поглотившие разрушенный город. – Ты видишь, что делают с нами проклятые эльфы? Мы больше не можем рисковать. Никого не пропускать! Это приказ.

Не дожидаясь ответа, он отвернулся от Серого Кота и спустился по лестнице. В его подчинении находились еще трое альф – трое командиров на каждой стене форта. Они были такими же тупыми и нуждались в конкретных приказах.

Он поморщился, споткнувшись о камень, вывернутый из некогда ровной брусчатки на улице Мориандар. Ему не нравилось, когда его ноги касались земли. Каждый шаг вызывал нервную гримасу. Эти ублюдки внизу по-прежнему сражались. Как они могли так долго держаться? Его люди брали пленников. Он лично допрашивал некоторых из них – оборванных и голодных, с воспаленными и гноящимися ранами. Большинство из них бредили в лихорадочном жару. Но Жест знал, что в любую секунду между булыжниками могли просунуться когтистые лапы – в жутких снах он видел, как земля превращалась в жидкую грязь и, словно зыбучий песок, поглощала человека с головой, а цепкие лапы тянули тело вниз и вниз…

Выйдя из-под защитной сетки, он сразу забыл о подземных пещерах. Теперь его больше волновали возможные атаки сверху. Чертовы дриады… Будь они прокляты! Как он ненавидел этих маленьких тварей!

Время от времени древолазы прорывались из заваленных проходов, выбирались из пещер и наносили чудовищный урон своими жалами в ярд длиной с заостренными стальными наконечниками. Атаки дриад лишь изредка приводили к смерти, но они причиняли большие неудобства. Проклятые существа пользовались чарами невидимости: человек узнавал об их атаке только тогда, когда жало вонзалось ему в глаз. Обычно в правый. Это была их любимая цель.

При виде руин «Чужих игр» Тоа-М’Жест остановился. Именно здесь, прикрывая отход в пещеры, фейсы Кайрендал вели последние арьергардные бои. Почти час воздух над «Чужими играми» казался адом из молний и огня, когда Тавматургический корпус проводил артобстрел, а эльфийские маги использовали в ответ свою силу. В конце концов корпусные чародеи разрушили здание и перекрыли вход в нижние пещеры. Даже теперь, через несколько дней, вывороченные камни сохраняли жар боя.

На самом деле герцог вспоминал не битву, а те счастливые часы и дни, которые он провел в этом месте. «Я не понимал, как мне было хорошо, – думал он. – Кайра, если ты еще жива, я хотел бы рассказать, как сильно скучаю по тебе». Покачав головой, он двинулся дальше.

Бесконечное обращение к прошлому мешало выживанию.

Никто из его подчиненных не понимал, зачем он велел возводить укрепление. Некоторые сомневались в практичности его затеи; они считали, что враги находятся под землей. От кого он ожидал нападения здесь, на поверхности? Тоа-М’Жест не утруждал себя объяснениями. Как любил говорить патриарх, он требовал не понимания, а исключительно подчинения.

Жест не собирался рассказывать им, что вся Империя превратилась в гигантскую кучу дерьма. Он не собирался объяснять, что Тоа-Сителл сошел с ума. Он не хотел говорить о том, что собирался отсидеться в форте несколько дней, а затем сместить патриарха и занять его место. Как оказалось, он был слишком оптимистичен. Ему следовало бежать пару дней назад – наплевать на потери и бежать сломя голову.

Пустые мечты – вот что это такое.

Он решил, будто сможет, задержавшись, обратить ситуацию в свою пользу, потому что мечтал об этом. Ему нравилось быть герцогом, наперсником патриарха, помощником главы многочисленных Глаз Божьих – богатым и уважаемым, наделенным правами, о которых мужчина его возраста не мог и помыслить. Он действительно верил, что может помочь Империи и городу. Он обладал талантом создавать порядок из хаоса, что и доказал во время Второй династической войны, когда его рыцари стали неофициальной политической силой столицы. После нынешних неурядиц он мог остаться единственным лидером, способным собрать разбитую Империю воедино.

Вот почему Тоа-М’Жест задержался здесь, надеясь на перелом событий. Но мир вокруг превратился в огромный писсуар. Он даже не мог сосчитать своих людей. В форте раз за разом вспыхивали стычки: сначала на кулаках, затем на мечах. Люди наносили коварные удары исподтишка – ножами, в темноте. Одна из ссор между его солдатами и магами из Тавматургического корпуса привела к гибели пяти Котов и двух чудотворцев.

А герцог все медлил. Он мог оказаться последним здравомыслящим человеком в правительстве. Если бы он убежал, то кто бы тогда позаботился об Империи?

Проскользнув под противофейную сетку, прикрывавшую северную стену форта, он мрачно напомнил себе: «Мир не дает награды за благие намерения». Всю жизнь Тоа-М’Жест придерживался правила, которое не раз спасало его в опасные времена: когда призом является выживание, на второе место выходит желание умереть последним. Эта мысль зазвучала эхом в его смятенном сознании, когда он услышал чей-то важный голос, громко объявлявший из-за стены о том, что патриархом подписан имперский ордер на арест герцога Тоа-М’Жеста, бывшего Ответственного за общественный порядок, обвиняемого в предательстве, заговоре и преступлениях против Империи.

– Проклятье! – проворчал он. – Пора уходить.

Очевидно, пехотинцы блокировали и другие стены. Они наверняка спланировали эту операцию заранее. Оставался единственный путь отступления.

Вниз.

Не сказав никому ни слова, Тоа-М’Жест побежал.

Чутье говорило ему, что он может сторговаться с Кайрендал и ее подчиненными. То же чутье предупреждало: не вступать в переговоры с солдатами, не грозить, не блефовать и не спорить. Когда посланные за ним пехотинцы встретились в центре форта, он уже был далеко, уходя по пещерам и проходам, в которых хозяйничала его бывшая банда: заяц спрятался в своей норе, на пять шагов опередив гончих псов.

На Анхану опустились сумерки.

То был вечер без луны, с кучевыми облаками, окутавшими звезды. Несколько окон с незатворенными ставнями и еще более редкие открытые двери мерцали желтым светом масляных ламп в различных частях города. Однако единственным реальным светом в ночной мгле, растворившей сумерки, было бушевавшее в доках алое пламя.

В этом адском зареве мужчины и женщины набрасывались друг на друга, сражались, убегали и умирали. Среди жутких языков огня отчаявшиеся блюстители порядка колотили людей дубинками по головам и спинам, не жалея даже собственных сослуживцев. В этом чудовищном пожаре солдаты, сменив пики на ведра, маршировали через умиравшие джунгли.