Валерий Елманов - Алатырь-камень

– А ты на три сажени вглубь видеть можешь? – перебил его Константин.

– Этого никто не может, – покачал головой мастер.

– Если бы ты отвар из той травы выпил, как я, то смог бы, – ответил Константин. – Здесь руда, только не добрались вы до нее пока. А сверху лежит не родное, – пояснил он, повторив слова Мстиславы: – В стародавние времена на это место кусок горы обвалился. За долгие годы дожди да ветра раскрошили его, вот он и превратился в простую землю. Так что ройте глубже.

На душе у него между тем было неспокойно. Уверенность, с которой он говорил с Данилой, была показной, на самом деле Константин ее не испытывал. Напротив, с каждой минутой ее остатки, которые еще продолжали гнездиться в его душе, постепенно улетучивались.

Оставалось только полагаться на то, что не было смысла Градимиру обманывать его. Ну чего этим волхв может добиться? Недельной отсрочки? И стоит оно того, чтобы ухудшать отношения?

Да и Мстислава не должна солгать ему, да еще с такой уверенностью и после всего, что у них было. Это поначалу все начиналось и заканчивалось задушевными беседами, которые они вели у небольшого костерка, коротая остаток ночи, чтобы Константин запомнил каждое из этих местечек засветло и потом ничего не перепутал. Говорила Мстислава по-прежнему мало, будто опасалась проболтаться, так что в основном трепался сам Константин.

Впервые девушка, которая выглядела значительно старше своих лет из-за строгости взгляда, зарумянилась, когда Константин рассказал ей бажовскую сказку про каменный цветок. Эта история вспомнилась ему не просто так. Дело было в, деликатно выражаясь, спутнике, который сопровождал их, а точнее – полз впереди.

Видеть его самолично Константину не довелось. «Ни к чему оно тебе», – коротко отозвалась по этому поводу Мстислава. Впрочем, может, оно и к лучшему, что не довелось, потому что вполне хватило следа, который он оставлял за собой. Этот самый след представлял собой полосу выжженной травы шириной сантиметров в тридцать.

У Константина сложилось впечатление, что какие-то неизвестные личности, по всей видимости тоже из мертвых волхвов, протащили волоком здоровую, не меньше метра в диаметре, трубу. Причем до этой транспортировки труба явно побывала в каких-то ядовитых отходах. То ли ее туда окунали, то ли она там некоторое время лежала – трудно сказать, да оно и не важно. Гораздо интереснее другое. Что это были за отходы и зачем эту трубу тащили? К тому же под конец – от усталости, что ли? – эти труженики просто зашвырнули ее в болото. Именно там обрывался след.

– Золото в этих местах, – спокойно сказала Мстислава. – Полоз зря елозить не стал бы. Следок приметь и прикажи своим людям копать по правую его сторону. Беспременно найдут!

– Это же сказка Бажова, – растерянно сказал Константин. – Это же… – и замолчал, не зная, что сказать.

– Верно, сказки [100] Константин забыл, что в старину слово «сказка» употреблялось в значении «быль». ,—охотно согласилась Мстислава. – Не знаю, какой такой Бажов их тебе рассказывал, но издавна подмечено, что полоз тянется к той земле, в которой имеется золотишко. Само-то оно ему без надобности, но, видать, таится в ней еще что-то, что ему потребно.

А чуть позже, на привале, она попросила поподробнее рассказать, если это не тайна, конечно, про этого самого Бажова. Вот тут-то и зашла речь про «Каменный цветок» и уж, как водится, про обитательницу здешних мест.

– Когда я тебя впервые увидел, то и впрямь подумал поначалу, что передо мной сама Хозяйка медной горы стоит. Очень уж ты красивая, – простодушно сознался он, совершенно не обратив внимания на затуманившийся взор девушки.

Он и дальше ничего не замечал, до самого последнего дня так и оставался пребывать в темноте неведения. Царь и Великий князь всея Руси и вовсе ничего бы не подметил, если бы она сама не отважилась на откровенность.

Странное это было объяснение в любви. Весьма странное, если не сказать больше. Да и выглядело оно скорее не объяснением, а просьбой. Просьбой… подарить ей ребенка.

– Ты уедешь и все позабудешь, – шептала она торопливо, сама пугаясь собственной дерзости. – У тебя и сын есть, и жена любая. Все имеется. А у меня же… Мне ведь всего-то памятка от тебя надобна живая.

Константин пытался было говорить в ответ какие-то утешительные банальные слова о том, что все образуется, все наладится, что она непременно встретит другого мужчину, которого полюбит и выйдет за него замуж.

– В нашем роду любят единожды, – горько заметила она, и Константин не выдержал, уступив ее настойчивой мольбе.

Принуждать себя не пришлось. Она и без того ему нравилась, даже очень. Такое ведь сплошь и рядом бывает – любишь одну, но когда находишься в долгой отлучке, а перед тобой вдруг оказывается такая женщина, которая готова на все, да еще и обстановка располагает…

«Ну кому от этого будет хуже?» – задал себе вполне резонный вопрос Константин и получил не только вполне логичный ответ: «Да никому!», но еще и напоминание о том, что если женщина просит…

Ее тело так охотно отзывалось на его ласки, что Константин оставил ей даже не одну, а несколько памяток о себе. Уснул он, когда уже начало светать. Едва проснулся, как тут же обнаружил, что Мстиславы рядом нет. Примятая трава, на которой лежала девушка, уже стала распрямляться, так что Константин с грустью понял, что ушла она давно, едва дождавшись того момента, когда он уснет. А может, и не дожидалась, поскольку он смутно вспомнил, что, когда только погружался в сон, ощутил ласковое прикосновение нежных девичьих губ и услышал короткое и тихое, как шелест ветерка: «Прощай».

И ушла она, по всей видимости, навсегда.

Так вот, после всего, что между ними произошло, не могла она так хладнокровно врать. Не из тех Мстислава, ох не из тех. Он ведь и здесь, рассуждая с Данилой о пустой земле, не сам говорил – ее слова повторял. К тому же она его изначально предупредила, что здесь жила лежит чуть поглубже, чем в других местах. Просто очень уж удобно она была расположена, совсем рядом с поселением, можно сказать, под боком.

Жилу не нашли и к исходу второго дня. Правда, углубились не очень, всего-то метра на три, – мешал каменистый грунт. В ответ на робкие предложения рудознатцев поискать в других местах Константин так рявкнул, что больше вопросов ни у кого не возникало.

А поутру, когда государь изволил продрать глаза и выйти из царского терема, представлявшего собой на самом деле всего-навсего домишко попросторнее, да с надстройкой, составляющей дополнительный этаж, то увидел у крыльца почти всех рудознатцев. Едва они заметили Константина, как низко, до самой земли, поклонились ему.

Было в этом поклоне не просто требуемое приличие – все-таки царь перед ними. В глубине души каждый мастер считал, что он-то званием повыше. Тем же князем можно просто родиться, и никаких особых усилий для этого прикладывать не надо, а вот стать рудознатцем… Тут не просто особое везение при рождении нужно, но и огромный труд. И даже не уважение они выказывали, как ровне, но – как к старшему. Оказалось, что Константин-то – рудознатец получше их. Потому и поклон был столь низким – дань почтения человеку, знающему то, что им не дано.