Валерий Елманов - Сокол против кречета

Да и не было уже этих пятидесяти тысяч – Ряжский полк сам поистратил чуть ли не три четверти запаса, пока отбивался от поганых. Потом часть стрел воинам удалось собрать, но далеко не все.

До поры до времени их хорошо выручали пушки, те самые, со сплющенными стволами. Два десятка этих орудий из имеющихся трех передал Константин в распоряжение Юрия Михайловича. Выставленные на самых опасных направлениях – там, где берег поровнее и всадник мог легко на него подняться, – они тоже сделали свое дело, загасив первую, самую опасную попытку прорыва.

Но огненное зелье и картечь имеют обыкновение заканчиваться. Во время атаки второй волны монголов воеводе пришлось пускать в бой гранатометчиков. Была их всего сотня, но у каждого – по пятку гранат. В дороге это ноша не из легких, зато как же потом они нужны в бою, особенно в таком жестоком.

Шейбани даже сами монголы боялись гораздо больше, чем его брата. Причина проста – Бату очень заботился о своем прозвище Саин-хан, а потому по возможности и впрямь старался соблюдать справедливость. Правда, соблюдал он ее в своем понимании, но пусть хоть так. С паршивой овцы…

Шейбани было наплевать на то, как его называют простые кочевники, а потому о его жестокости и мстительной злобности ходили легенды, которые бедняки пересказывали в юртах по ночам, приберегая их напоследок, как самые страшные сказки.

Именно поэтому его воины слепо шли вперед, несмотря ни на какие жертвы. Гибнуть они начали еще на реке. У берега, где держали оборону урусы, потери стали значительными. Когда монголы доскакали до подлой «лежачей» засеки, невидимой до поры до времени, жертвы стали большими, среди преодолевших ее – огромными, и все-таки они добрались до урусов, трусливо прячущихся за бревнами, чтобы сойтись в честной рукопашной.

Русичам пришлось очень туго. К тому же чем больше клубков из сплетенных тел каталось по снегу, тем меньше людей могли встретить тех, кто летел в атаку следом. Семь сотен с правого фланга прибыли как нельзя кстати. Триста человек сразу принялась помогать тем, кто сдерживал неукротимый натиск атакующих монголов, а четыреста метнулись занимать места выбывших, чтобы дать еще один залп по степнякам, лезущим через бревна. Остановить их русичам удалось, но отбросить никак не удавалось. Получалось, как и спереди, – равновесие. Надолго ли?

И кто знает, куда дальше качнутся весы? Тенгри и Перун молчали, а Христос, видать, и вовсе отвернулся. Ну да, ну да, на такое массовое убийство ему и смотреть-то грех.

Но уже бежала на выручку последняя резервная тысяча центра – Коломенский полк. Риск был велик, но деваться некуда. Война вообще риск, от начала и до конца, притом немалый. К тому же хотя царь не имел теперь резерва, зато имел засадный полк, да какой! Вся его дружина входила в него. Крадучись и не высовывая носа из леса, следовали они по пятам за туменами Бату. Теперь пришло их время.

И четверо порядком замерзших ратников, стоящих у ворота, получив долгожданную команду Константина, уже крутили его тугие рукояти. Ухватившись за них попарно с двух сторон, они выжимали из себя все возможное, чтобы ускорить вращение барабана и спуск воздушного шара, который как раз и держался на веревке ворота.

Никаких стрел, никаких ракет в воздух, чтобы неприятель не догадался раньше времени. Спуск шара сам по себе был условным сигналом для конницы, затаившейся в густом хвойном лесу. И та, не просто повинуясь ему, но – радуясь, стала незамедлительно выбираться на опушку.

Первые всадники, появившиеся на ней, в ожидании остальных времени даром не теряли. Выехав на небольшой холм, они принялись рассматривать через подзорную трубу растянувшиеся далеко впереди монгольские обозы.

– А нас уже ждут, брат Эйрик, – хладнокровно заметил один из них, увидев близ обозов пушки, хищно устремившие жерла в их сторону.

Эйрик взял у брата трубку и после недолгого изучения обстановки указал чуть влево:

– Лучше идти там, брат Харальд. Тогда нас останется в живых не меньше половины.

– А в какой из половин окажемся мы? – поинтересовался Харальд.

– Как великий ясновидящий я могу и без рун угадать это, но только с двух раз, – улыбнулся Эйрик. – Но я не думаю, что наш отец, славный ярл Эйнар, занимался гаданием двадцать лет назад, под Ростиславлем, когда пришло время позвенеть секирами.

– А славный Викинг, сын Барнима, добавил бы, что норны уже приготовили свои ножницы, и коли они решат обрезать твою нить, то для этого хватит даже одного седобородого старика, опирающегося на палку, – подхватил мысль брата Харальд.

– Только увесистую, вроде оглобли, – уточнил Эйрик, и братья засмеялись.

Затем один из них обернулся и удовлетворенно кивнул, заметив, что вся дружина уже выстроилась в боевом порядке.

– Пора, Харальд, – сказал он, посерьезнев, легонько пришпорил своего коня и неспешно двинулся вперед.

Брат держался рядом, стремя в стремя. Вскоре их нагнали и остальные викинги. Эта атака как две капли воды напоминала монгольскую, вот только перед ними не было вражеского строя – одни только пушки.

– Будем надеяться, что эти узкоглазые пожиратели конины так и не успели научиться хорошо наводить их на цель, – выкрикнул на скаку Харальд, мчась прямиком на одну из них.

Каково же было его удивление пополам с облегчением, когда выставленные против них пушки так ни разу и не выстрелили, а сами монголы, заметив приближающегося врага, вместо того чтобы поднести горящие факелы к фитилям, бросились врассыпную.

– Сдается мне, что норнам сегодня лень щелкать ножницами! – крикнул он брату.

– Твой язык торопится со словами, Харальд. Есть еще валькирии [135], – в ответ на это заметил Эйрик. – А сын Барнима сказал бы, что мысли Одина [136]не дано угадать никому из живущих.

…Когда Субудай молча тронул за руку своего хана, тот, увлеченный битвой, поначалу даже не обратил на это внимания. Отреагировал он лишь на второе, более настойчивое прикосновение и раздраженно повернулся к одноглазому полководцу, а затем – нехотя – в ту сторону, куда тот указывал своим крючковатым пальцем. Повернулся, да так и остался смотреть, не в силах отвернуться от ужасающего зрелища – приближения собственной смерти.

Говорят, иногда человеку удается обмануть костлявую с косой. Такое бывает редко, очень редко, но случается. У Бату это получилось, наверное, из-за того, что старухе в саване было все равно, кого косить, лишь бы побольше. А может, свое слово произнес Один, пожалев Субудая, который так сильно похож на него [137], а заодно с ним и монгольского хана.

Но скорее всего, это произошло потому, что стрела, метко пущенная одним из кешиктенов, прикрывавших бегство хана, поразила Харальда, мчащегося во главе погони. Воины, которые были с ним, замешкались и дали хану и Субудаю столь необходимое время для ухода.