Юрий Никитин - Труба Иерихона

Улица двигалась навстречу неровными толчками. Дома покачивались, люди мелькали мимо как призрачные тени, пестрые, но все как будто происходило в другом мире. Перед глазами стояло смеющееся лицо Виолетты, её полные губы, прекрасные лучистые глаза. Когда она смотрела на него сейчас, в них то зажигались звездочки, то прыгали чёртики.

Похоже, она в самом деле не только вспоминала его, но и говорила о нём этим... из Корпуса Мира. Не зря он сразу ощутил то тепло, с которым смотрел на него Себ. Да и все из этого отряда, Корпуса Мира, как они называют себя, смотрели на него дружелюбно и весело.

Возможно, по рассказу Виолетты легко сопоставили его бегство из Колумбии с жестокой расправой над королём наркомафии. Демонстративной жестокостью, которая, однако, резко сократила поставку героина в США...

Задумавшись, он не сумел миновать столкновения с весёлой толпой туристов, веселых и восторженных дикарей не то из Швеции, не то из какой-то ещё раскрепощённой страны. Во всяком случае, когда он выбрался, рубашка его была расстёгнута, на щеках пламенели поцелуи, он украдкой проверил пальцем, не расстёгнута ли «молния» на брюках, и тут только обнаружил, что в ладони зажат клочок бумаги.

Побывав за кордоном, ему стало казаться, что только в России знать живёт в центре городов, а беднота на окраинах. Здесь центр города был великолепен, богат, фасады домов отделаны мрамором и цветными изразцами. Но когда он выбрался на окраину, ощутил, что все состоятельные живут именно здесь, а центр... это что-то вроде негритянского гетто.

Опрятные особняки тянулись вроде бы одинаковые, везде ажурные заборы, за ними просторная зелень лужаек размером с футбольное поле, опрятные коттеджи, как сказали бы в России, индивидуальной постройки, крохотные телекамеры на воротах.

Особняк, к которому он направился, от соседних не отличался ничем. Подчёркнуто не отличался.

Дмитрий толкнул дверь, почему-то показалось, что не заперто. Калитка отворилась без скрипа. Не спеша, настороженно он пошёл по вымощенной камнем дорожке. По бокам время от времени взлетали серебряные струи фонтанов. Зелёная трава блестела сочными, хоть сейчас в салат, листьями.

С боков к коттеджу примыкали фруктовые деревья. Дмитрий почти дошёл до крыльца, когда сбоку вышла молоденькая женщина. Обеими руками прижимала к животу корзинку с фруктами, милое курносое лицо было добрым, чуть раскосые глаза сузились ещё больше, а на губах сразу заиграла приветливая улыбка.

Здравствуйте, сказал Дмитрий. Извините, что я вот так вошёл... Калитка не заперта...

Женщина засмеялась:

Мы её никогда не запираем!.. Вы к Джорджу?

Если не слишком потревожу, сказал Дмитрий.

Он перед телевизором, снова засмеялась женщина. Сейчас матч на кубок Панарабских игр. С Джорджа сейчас можно снять штаны, измазать его ваксой, постричь, даже взять его пиво, он всё равно не оторвётся от экрана!

Я всё это проделаю, пообещал Дмитрий.

Обязательно сделайте, напутствовала женщина в спину.

Комнаты открывались одна за другой. Воздух был настолько прохладный, что Дмитрий невольно покосился на широко распахнутые окна. Там дикий зной, как ухитряются поддерживать среднемосковскую температуру?

Из пятой или шестой комнаты по счёту нёсся рёв заполненных трибун, свистки судей, торопливая скороговорка комментатора. Телевизор огромный, как киноэкран, стоит посреди просторной комнаты, а грузный мужик в кресле сидит прямо перед телевизором, касаясь его ногами.

Мужик голый до пояса, обрюзглый, с лежащим на коленях животом. Справа под рукой передвижной столик, на нем две бутылки пива пустые, три ещё полные. Ни тараньки, ни креветок, что понятно можно подавиться, если мяч влетит не в те ворота...

Вильям? сказал он нетерпеливо, головы не повернул. Бери стул, садись. Пиво в холодильнике... Чёрт, да разве же так передачу принимают?

Действительно, сказал Дмитрий громко, не так.

Он стоял, не садился. К хозяину наконец дошло осознание, что что-то не так. Он быстро зыркнул в сторону незнакомца, буркнул:

Что там?.. Счёт за телефон?.. Оставь на столе и убирайся.

Джордж, сказал Дмитрий внятно Это не телефон. Это я. Это Верона, если хочешь.

Некоторое время Джордж тупо смотрел в экран, где метались футболисты. Казалось, до него не дошло сказанное, потом краска начала покидать багровое лицо. Он бледнел и бледнел, пока лицо не стало нездорового синюшного цвета, а сам не уменьшился почти вдвое.

Когда он посмотрел на Дмитрия, в лице не было ни кровинки. А в глазах... нет, не страх, а какая-то глубоко упрятанная тоска.

Верона? повторил он. Ах да, нет жизни без Вероны...

Как сказал Уленшпигель, сказал Дмитрий.

Уленшпигель? переспросил вяло Джордж. Это сказал Данте!

Дмитрий придвинул ногой стул и сел. Если бы Джордж сказал, что эти слова часто повторял Ромео, это значило бы, что за домом ведется наблюдение, а их речи пишутся.

На экране один из смуглокожих футболистов сделал рывок, двое защитников пытались перехватить, но мяч ушёл на передачу, голова Джорджа начала поворачиваться в ту сторону.

Дмитрий смотрел с брезгливой жалостью. Им там, на Родине, намного проще. Трезвеннику легче держаться среди трезвенников, а бросившему курить среди некурящих. Но Джордж должен был жить этой жизнью. И не отличаться...

Встряхнись, Джордж, сказал он негромко. Пришла пора.

Джордж проскрипел простуженно:

Что тебе надо?

Помощь.

Деньги? поинтересовался Джордж с внезапно вспыхнувшей надеждой. Паспорта, визы?

Дмитрий покачал головой:

Это у нас есть. Нам нужен будешь ты.

Я?

Целиком, уточнил Дмитрий.

Чёрт, сказал он растерянно. Потёр ладонью небритый подбородок. Дмитрий услышал скрип щетины. Как не вовремя... Мне завтра уезжать... Так, дела фирмы, но довольно важные... Да знаю, знаю, но дела важные... Так как же... Ты подожди, я сейчас оденусь. Это рядом, в соседней комнате...

Дмитрий прошёлся от стены до стены, высматривая место где сесть, а на самом деле оценивая расположение дверей их три, окон — все зеленоватые, как аквариумы, выходят в сад. Богато живёт Джордж, здесь на песке ничего не растёт, надо было привезти не один грузовик с хорошим чернозёмом, чтобы вырастить такой роскошный сад.

При всей расхлябанности дел, что пока ещё творится в России, все равно разведчик не станет вводить в дом женщину без разрешения «сверху». Имеется в виду, надолго. Это уже не говоря о том, что человек, находящийся в режиме «консервации», вообще старается выглядеть попроще.

Из-за окна со стороны сада доносился негромкий женский голос. Сквозь прозрачную занавеску видно было ту самую молодую женщину. Она напевала что-то задорное, а когда забывала слова, просто намурлыкивала громко и с удовольствием. Руки её непрестанно подвязывали ветки, отягощённые крупными румяными яблоками.