Александр Громов - ИСЛАНДСКАЯ КАРТА

– Да что вы, барин! – возопил слуга. – Холодно!

– Сейчас тебе будет жарко. За мной!

Вахтенные матросы посмеивались, наблюдая, как граф и его слуга, раздевшись почти что догола, делают на палубе наклоны, прыжки и приседания. Слуга охал и жаловался. Барин, даром что обмотанный бинтами поперек туловища, был неумолим.

– А теперь отжимание от палубы. Тридцать раз.

– Ско-о-олько?

– Сорок. Начинай.

– Как хотят, так и измываются над нашим братом, – выразил мнение сумрачный не по возрасту молоденький марсовый.

– Дубина ты, – отвечал ему матрос с серьгой в ухе. – Это французская гимнастика. Для пользы телесной.

– И какой только гадости по нашу душу не выдумают, – остался при своем мнении марсовый. – Уж лучше бы секли. Сволочи эти французы.

– Жарко? – спросил Лопухин, легко опередив Еропку в отжиманиях.

– Жарко, барин.

– Тогда зачерпни забортной воды. Переходим к водным процедурам.

Еропка вытаращил глаза и с ужасом понял, что это не шутка.

– Барин, у вас кровь на повязке выступила!

– Да? Правда. Ну, значит, я тоже обольюсь. Морская вода полезна для заживления ран… Ты еще здесь? Где ведро?

От душераздирающего вопля облитого водой Еропки из палубного люка высунулось сразу несколько голов любопытных матросов. Лопухин снес процедуру молча.

– Вам бы отлежаться в тепле и покое, а не примеры команде показывать, – покачал головой Кривцов, явившийся к концу перевязки. – Заболеете лихорадкой – и что тогда? Я один с этим сбродом не справлюсь.

– И со мною вдвоем не справитесь, если не встряхнуть людей. Они измотаны, истощены и забыли о дисциплине. После пиратской неволи им начхать на Морской устав и российское правосудие. Вы знаете иной метод подтянуть их, кроме как начать с себя? Нет? Тогда не суйтесь с советами.

– Примите хотя бы еще один совет – выпейте полстакана рома и укутайтесь потеплее.

Совет был дельным. Подумав, Лопухин кивнул:

– Пришлите. Кстати, я не обратил внимания: под каким флагом мы идем?

– Идем без флага, – доложил Кривцов. – Пиратскую тряпку я, конечно, приказал спустить.

– Поищите, нет ли на судне британского или на худой конец голландского флага. Если нет, придется сшить. Но быть должен. Надеюсь, его еще не порвали на портянки.

– Английский флаг имеется. Прикажете поднять?

– И немедленно.

Кривцов ушел. А Еропка дерзнул высказать собственное мнение:

– Бандиты.

– Что?

– Я говорю: бандиты, барин. Чужими флагами запаслись. Морские оборотни.

– А то я без тебя не знал. Но запомни: норманны хвастливы и пользуются чужими флагами лишь тогда, когда противник сильнее. Для нас это важно.

– Почему важно, барин?

Лопухин не ответил – думай, мол, сам.

Его знобило. Да, надо выпить чего-нибудь крепкого. И водная процедура была, пожалуй, лишней…

Имелся ли на «Победославе» английский флаг?

Бессмысленный вопрос. Пыхачев приказал спустить брейд-вымпел, но ни за что не согласился бы поднять вместо Андреевского флага британскую тряпку. Он не попытался бы обмануть исландцев не из уважения к ним (с какой стати уважать отпетых негодяев?), а из уважения к себе.

Вдобавок теперь-то уж ясно, что не помогла бы и маскировка под англичан. Пираты заведомо имели точное описание корвета и канонерки.

А теперь? Судя по найденным в каюте капитана бумагам, бывший владелец баркентины – ярл с Фарерских островов. Опознают ли судно по силуэту где-нибудь у восточных берегов Гренландии?

Весьма сомнительно.

Через минуту на грот-мачту взлетел Юнион Джек. Команда встретила его появление беззлобной руганью, смехом и двупалым свистом.

Здесь не было гордого каперанга Пыхачева. Не нашлось и слабоумных, не понимающих, какой флаг наиболее безопасен в этих водах.

Снилось лицо Екатерины Константиновны. Только лицо, неживое и бледное, с дагерротипного портрета. Любимой было страшно холодно, любимая замерзала в царстве льда. «Катенька», – беззвучно шептал Лопухин, называя великую княжну так, как осмелился назвать единственный раз в жизни. Там, на царскосельской святочной потехе…

Но тогда, хотя морозы стояли трескучие, ни он, ни она не ощущали холода.

Теперь любимая гибла, а самое страшное – не было сил подбежать к ней и укутать, растереть щеки, согреть ладони дыханием. Ноги не слушались, на каждой висело по царь-колоколу. Лопухина самого пробирало морозом до костей, а когда он начинал выдираться из оков совсем уж неистово – бросало в жар. А, вот оно что! Его жгут на костре. Никакого груза на ногах – он просто привязан к столбу. Зима лютая, мороз неистовый, поленница не желает разгораться, и пламя то жжет, то прячется в дрова, и тогда за дело принимается стужа. И почему-то страшная горечь во рту…

– Испейте, барин. Вот так, вот так…

В один миг перенесся граф Лопухин за тысячу верст, осознал, где он находится, и кое-что вспомнил. Лихорадка скрутила, ясное дело. Рана воспалилась – и пожалуйте в койку. А может, тиф. На теле мокрое белье, хоть выжимай. Но что за отрава льется в рот?

Наверное, хина. Вот гадость.

Из серой мглы вылепилось лицо Еропки – смешное, безбородое. Стало быть, сбрил растительность, отчаявшись иным образом вывести вшей. И голову оголил, уши торчат. На басурманина похож.

Отстранил кружку, сумел спросить:

– Это… тиф?

– Нет, барин, – утешил слуга. – Фельдшер говорит, нет у вас тифа и ни у кого нет. Горячка только. Вы почитай три дни в беспамятстве лежали. Но теперь, вижу, дело на поправку пойдет.

– Крив… Кривцова позови.

Физиономия слуги выразила огорчение.

– Никак не могу-с. Федор Кузьмич курс исчисляют, не велели беспокоить. К острову Ян-Майен идем. Они говорят, там населения нет и пиратов нет, потому как голая скала. Удобное, говорят, место для практических стрельб.

По тому, как уважительно говорил Еропка о Кривцове, граф уже сделал вывод: у баркентины есть капитан. Но все же не удержался, задал еще один вопрос:

– А… команда?..

– В повиновении, – мгновенно понял слуга. – Не извольте беспокоиться, барин, на судне полный порядок. Что ни день, то лучше и лучше. Аверьянов, представьте себе, больше всех старается. Вчера штормило, а нынче опять хорошая погода. Да-с. Не угодно ли испить бульончику? Нилу помогло, а что ребенку помогает, то взрослому повредить никак не может. Пейте, барин, пейте…

Удивление прошло. Что ж, навыки службы не забываются и в пиратском плену, надо только дать им время проявиться. Все правильно. Навыки плюс сознание общей цели.

Сон вновь сморил, и был он теперь легким и радостным, как в детстве. Откуда-то издалека долетело авторитетное Еропкино мнение: «На поправку пошел». Подумалось, что при всей хитрости слуга простодушен – зачем же подчеркивать очевидное? Лопухин знал, что теперь не умрет.