Сергей Кротов - Война. Часть 1

Закончив фразу, стенографистка поднимает голову.

— … Итак, гражданка Мальцева, — продолжает красоваться перед ней Родос, — вы продолжаете утверждать, что, передавая эту чашку Петри в ВИЭМ гражданке Ермольевой, вы выполняли задание своего начальника Чаганова?… Что молчите? Да или нет?… Не хотите отвечать… Хорошо, давайте узнаем, что по этому поводу показывает ваш начальник.

— Начиная со «что молчите?» писать не надо, правильно, Борис Вениаминович? Наградив подчинённую поощрительным кивком, следователь величественно движется к телефону.

— Соедините меня с санаторием «Океанский», — грозно произносит он в трубку, — пусть пригласят к аппарату майора госбезопасности Горбача.

— Горбач тоже в «Океанском»? — захрипела Оля, — можно воды, пожалуйста?

— Что, нет на месте? — следователь кивает и указывает стенографисте на графин с водой, — разыщите, передайте что его вызывает следователь по особо важным делам Родос из Москвы. Это срочно!

— Вы отпустили заговорщика, — желваки заиграли на скулах девушки, — Чаганов в опасности.

— Прекратите нести бред, — взрывается он, бросая трубку на рычаг, — мы ничего не нашли на Горбача! Он — чист!

— Горбач — заговорщик! — поднимается со стула Оля.

— Молчать! — загораются чёрные глаза Родоса, а его рука тянется к кнопке вызова охранника.

Маленький девичий кулачок снизу вверх подбрасывает тяжёлый подбородок мужчины, открывая гладко выбритую скулу, в которую тут же пикой впивается её острый локоток. Следователь ойкает, его грузное тело валится назад и начинает безвольно оседать на пол, скребя ремнями портупеи по тумбе письменного стола и царапая паркет каблуками сапог. Оля бросается к стенографистке, стоящей к ним спиной и наливающей воду в стакан.

— Только пикни, — у носа Кати появляется остро заточенный карандаш, — и не будет глаза. Тихонько опускаешь стакан… молодец, будешь слушаться и тогда всё у тебя будет хорошо, пойдём…

Оля, приобняв за талию, ведёт стенографистку к стулу, та замечает лежащего на полу Родоса, её глаза широко раскрываются…

— А-а-а! — Пронзительный девичий крик прерывается мозолистой ладонью.

— Я всё расскажу, гражданин начальник, — без паузы вступает Оля, взяв Катю за горло, — только не бейте! (и шёпотом) Знаешь вохровца, что сидит за дверью? (та отрицательно машет головой) Платье снимай. (глаза стенографистки снова округляются) Давай, быстро.

Девушка дрожащими руками хватается за подол и, путаясь, тянет платье через голову, Оля тем временем достаёт из верхнего ящика письменного стола своё удостоверение, орден и наган.

— А как же я буду? — глотает слёзы Катя, видя, как быстро скинув гимнастёрку и юбку, похитительница облачается в её платье.

— Я верну, обещаю… туфельки тоже давай… и это, надень пока моё. Катя, а тебе форма идёт… Ну-ну, не плачь… садись вот так… хорошо, смотри мне в глаза… (Оля нащупывает две точки на затылке девушки и слегка придавливает их)… дыши глубже… вот так… поспи.

Обмякшее тело стенографистки, поддержанное крепкой рукой, сползает на пол рядом с начавшим шевелиться и мычать Родосом. Оля рывком обрывает телефонный провод, сгребает свои вещи в Катину матерчатую сумку, суёт листки протокола допроса в папку, лежащую на столе и, прижав их к груди по дороге к двери слегка задевает ногой приподнявшуюся голову Родоса.

— Хорошо, Борис Вениаминович, — «стенографистка» на секунду замирает в двери, — одна нога здесь другая там.

Поднявшийся со стула вохровец так и замирает, не спуская глаз со стройных ног девушки, летящей по коридору к боковой лестнице.

«Нечего даже пытаться выйти отсюда через проходную по Катиному удостоверению, — девушка в нерешительности останавливается на лестничной клетке, — спиной к вохровцу не повернёшься, будут сличать лица внимательно… Здание Управления стоит на крутом обрыве, спускающемся к заливу, потому все машины подъезжают к центральному входу. На нижних этажах окна забраны решёткой, на верхних, кажется, нет и есть ещё крыша. Тогда быстрее наверх, молодые девушки на Дальнем Востоке — предмет пристального внимания»…

Два молодых водителя, больше часа «загоравших» в ожидании начальства на небольшом «пятачке» сбоку от Управления, застывают с открытыми ртами при виде представления, разыгрывающегося перед их взорами: молодая девушка, не обращая внимания на всплывающий пузырями подол голубого шёлкового платья, начинает спускаться по водосточной трубе с крыши. Её голые ноги в туфельках под цвет платья сами находят опору, ступая на чугунные ухваты, вбитые в каменную стену, а мускулистые руки уверенно перебирают по жестяной трубе.

— Ах… — синхронно выдыхают парни, когда кусок штукатурки из-под ноги отважной скалолазки летит вниз к их ногам.

Третий этаж… второй… первый… Последний раз сверкнув белыми бёдрами и обеими руками обуздав взлетевший к поясу подол, Оля оборачивается к застывшим водителям.

— Поспорила с девчонками из вохра, — девушка снимает с шеи болтающуюся сумку, достаёт красное удостоверение и трясёт им перед оловянными глазами парней, — мальчики, будете моими свидетелями…

— …ой, лиф у платья немного порвался, — Оля прикрывает руками грудь, — кто из вас свободен? Тут недалеко, я покажу…

— Как я люблю это место, — маршал облегчённо откидывается на спинку бамбукового кресла и любуется открывшимся видом на Амурский залив с террасы трёхэтажного особняка белого камня, который в санатории называют «домиком Блюхера», — тишина, спокойствие…

— Да, красота, — в один голос поддакнули расположившийся рядом Горбач и стоящий рядом адъютант маршала.

Последний даёт знак двум девушкам, закончившим сервировать стол, чтобы уходили.

— Ты тоже садись, Михаил, — кивает ему Блюхер, — выпьем вместе в первый и, может быть, в последний раз, как пить дать, погонит меня со службы Сталин. — Не говорите так, товарищ маршал… — деланно пугается адъютант, споро наполняя рюмки и подкладывая на тарелку шефа вяленого лосося и красной икры.

— Вы видели, как сегодня на переговорах, — перебивает его Блюхер и залпом, как воду, выпивает рюмку водки, — товарищ Апанасенко — то, товарищ Апанасенко — сё. Тут рядом стоит командующий фронтом, маршал, но его никто не замечает, как нету его… никому не интересно его мнение… ни Сталину, ни Будённому, никому…

Блюхер вновь резко наклоняется к столу и выпивает рюмку адъютанта.

— Думаете, что всё так серьёзно, товарищ маршал? — Горбач поспешно берёт свою в руки.

— Звоню Поскрёбышеву, он отвечает — у Сталина совещание. Понятно, что занят, только раньше находилась у него минутка поговорить с товарищем Блюхером, откладывал все дела, а сейчас — короткий разговор. И трубку бросает… холуи хорошо чуют, настроения хозяина.