Сергей Кротов - Война. Часть 1

«Лучшее враг хорошего? Можно понять логику вождя: изделие Шпитального уже в валовом производстве, испытано на всех типах самолётов… а что если ДШАК с его более мощным патроном начнёт ломать двигатели и повреждать крылья? „На самолёт“…, пожалуй, это ключевое слово. На использование пушки Дегтярёва-Шпагина в качестве зенитки запрета нет».

— Товарищ Сталин, если уж мы заговорили о пушках… В нашем НИИ-20 под руководством доцента Костенко разработан универсальный привод для малокалиберной зенитной артиллерии, достаточно лёгкий и небольшой по размерам чтобы вместе с радиоуловителем, дизель-генератором и четырьмя авиапушками его можно было установить на железнодорожную платформу. Получится своего рода зенитный мото-броневагон, который можно цеплять к любому составу для обороны от самолётов противника…

— Что за авиапушки, какой дизель-генератор? — вождь останавливается напротив меня.

— Четыре 20-ти миллиметровых ДШАКа, товарищ Дегтярёв предоставил, а дизель мы получили от наших испанских товарищей из «Испано-Сюизы».

— А это которые в Рыбинск переезжают, — понимающе кивает он, — имейте в виду, товарищ Чаганов, сейчас в нескольких КБ ведутся работы по 23-х миллиметровым авиационным пушкам, я скажу Кулику, как только их передадут на испытания, чтоб провёл проверку на этом вашем броневагоне.

— Товарищ Сталин, — чувствую, что настроение вождя немного улучшилось, — ещё прошу оставить мне бригаду ракетчиков.

— Товарищ Чаганов, — вождь чуть повышает голос, — вы пытаетесь объять необъятное, вы… постойте, это те деятели из Ракетного института, что на испытаниях своей «воздушной торпеды» чуть не погубили начальника Генерального штаба?

— Да, это они, — виновато киваю, — с новой техникой аварии, к сожалению, происходят. Инженеры были осуждены, ударно работали у меня в КБ, досрочно освобождены. Создали новую торпеду, новый пульсирующий реактивный двигатель, новую систему управления. В августе приступили к испытаниям пилотируемого варианта воздушной торпеды: ТБ-3 поднимал её в воздух и сбрасывал на высоте трёх тысяч метров, лётчик-испытатель разгонял торпеду до скорости 750 километров в час, трижды успешно сажал её на взлётное поле, один раз неудачно — отделался лёгкими ушибами (самого Марка Галлая, лётчика-испытателя ЦАГИ с годичным стажем, удалось сманить полётами на реактивном самолёте). Вскоре приступаем к испытаниям в автоматическом режиме, пилот будет только наблюдать за работой всех систем и выполнять посадку.

— Какая дальность, вес взрывчатки, топливо? — живо интересуется вождь.

— Планируем довести вес боевой части до одной тонны, а дальность — до трёхсот километров на шестистах литрах бензина.

— Что тоже неожиданное озарение? — седые усы Сталина растягиваются в улыбке, но глаза остаются серьёзными.

«Похоже, что наш разговор об „озарениях“ ещё не окончен»…

— Вовсе нет, — отвечаю спокойно, — это предложение Роберта Луссера, того немецкого конструктора, (вождь понимающе кивает). Он подсказал какой взять тип двигателя, указал на германский патент, уточнить расчет аэродинамики, а с остальным наши «деятели» сами справились.

— Хорошо, пусть остаются пока у вас, — вождь делает шаг в сторону и останавливается напротив Оли, — поговорим о вас, товарищ Мальцева. Сидите-сидите. Насколько я понял из характеристик на вас и других документов, предоставленных нашими органами, медицина для вас не является главным делом жизни. Это так?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Почему такое? Отважных людей, владеющих боевыми приёмами и оружием у нас всяко больше, чем талантливых учёных-медиков…

«А талантливых разведчиков, владеющих боевыми искусствами, еще меньше».

— … лекарства, создаваемые ими, часто важнее пойманного шпиона или секрета, добытого в логове врага.

— Это так, товарищ Сталин, — щёчки подруги раскраснелись от волнения, — но кроме таланта учёному требуется много чего другого: трудолюбие, усидчивость, упорство. Учёный — фармаколог, чтобы достичь результата, должен себя буквально приковать к лабораторному столу. Хорошая идея — это даже не десятая часть дела, за ней идут годы монотонного труда большого коллектива по отработке технологий, проведению испытаний. Боюсь, не получится из меня учёного, я — бегунья на короткие дистанции. После того случая я почувствовала, что как будто в меня вдруг вдохнули вторую душу и они соревнуются внутри, пытаются одолеть друг друга: одна стремится погрузить меня в тишину науки, другая наоборот затягивает в шумный водоворот жизни и… последняя определённо побеждает. Чаганову повезло, его души оказались единомышленниками, а у Любы — чуть не задушили друг друга. Я говорю о душе не в поповском её понимании…

«„Тишина науки“, „жизненный водоворот“… не похоже на неё, меня что ли цитирует»?

— Вы это о переселении душ, товарищ Мальцева? — вождь удивлённо смотрит на Олю, — признаюсь, в молодости я запоем читал об этом в книгах о восточных религиях и о римской философии. Вот только не припомню, чтобы где-то было написано, как две души за одно тело воевали: слышал о таком от профессора Бехтерева, но это болезнь — шизофрения… и её симптомов у вас не наблюдается…

«Слыхал от кого-то что Надежда Аллилуева была больна этой болезнью».

— … ну и ещё прочёл в показаниях гражданина Барченко из вашего НИИ ЧаВо.

— Товарищ Сталин, — глаза Оли загораются огнём, — по поводу НИИ ЧаВо, что будет с ним, если мы с Чагановым уйдём из НКВД? Само существование института связано с его именем, я подбирала туда людей, планировали связаться с ведущими астрологами и оккультистами Германии, раскинуть там разведывательную сеть. Столько усилий и всё пойдёт прахом?

— Погодите, вы не ответили. Вы решительно отказываетесь от работы в области медицины?

— Решительно, товарищ Сталин.

— И хотите работать в разведке?

— Так точно.

— Что ж, неволить не станем, — вождь опускается в плетёное кресло по другую сторону столика, — не забывайте только регулярно общаться со второй половинкой своей души и отправлять в мой адрес отчёты об этих беседах. Вас это тоже касается, товарищ Чаганов. А что касается разведки, то ей можно заниматься не только в НКВД и Разведупре. Вы слышали что-нибудь о разведке Коминтерна?

— Немного, — прерываю возникшее молчание, — Фриновский как-то говорил, что существует такая, во главе её товарищ Пятницкий и денег на неё идёт больше, чем на всё НКВД.

— И такое бывало в середине двадцатых, — кивает Сталин, — но несколько лет назад мы им бюджет сильно урезали, заодно и хорошо почистили от предателей и мошенников. Частью агентов пополнили Ино, частью Разведупр, а из небольшой группы особо доверенных и ценных кадров и некоторых других людей был сформирован в Особом секторе ЦК международный отдел, в который, товарищ Мальцева, я вам предлагаю перейти на работу.