Сергей Кротов - Война. Часть 1

— Да понимаю я, понимаю, — вздыхает Оля, — ну если не лазером, то пьезо-датчик чувствительной какой-нибудь приклеить к стеклу? Окна в Англии, не как у нас — одинарные, плющ на стенах растёт, касается стёкол… Да и в плющ этот самый чёрта можно спрятать, а не маленькую коробочку.

«Богатая мысль, туннельный диод меньше булавочной головки. Даже если попадёт в руки врага, уйдёт много времени чтобы выяснить что это такое, из чего сделано и какие функции оно выполняет. А выяснив это, всё равно не сильно продвинешься в понимании как самому сделать подобное».

— Ладно, так уж и быть, дам команду нашим электронщикам, — беру подругу под локоток, — будет тебе «жучок» с пьезодатчиком и УКВ-передатчиком.

— Спасибо! — локоток Оли непостижимым образом ускользает из моей ладони, — и ещё одно, ты не против, что в Лабораторию будет приходить небольшая группа, человек 10–12 армейцев? Семён Михайлович готов профинансировать постройку спортзала. Будут проходить курс спецназа вместе с нашими вохровцами? И мне не мотаться по Москве?

— Не может быть и речи. Пока не будет готов промышленный реактор по производству плутония на Урале, мы будем использовать для наработки наш «котёл». Фонить он будет прилично, так что никаких спортивных и жилых помещений в радиусе одного километра быть не должно. И вообще, тут же стадион «Динамо» не так далеко, хочешь директору позвоню? Уверен, уважат живую легенду советского футбола.

— Что серьёзно так опасно? — хмурится Оля.

— Смотри, согласно расчётов на максимальной мощности, на который мы будем плутоний нарабатывать, безопасная граница находится на расстоянии четырёхсот метров, дистанционный пульт управления мы запланировали в главном здании — это примерно километр. Так что, если соблюдать инструкции, то практически безопасно. Готов проходить у тебя еженощную проверку на этот предмет.

Памятуя о крутых повадках подруги, заранее разрываю дистанцию.

— Нет, товарищ Лавочкин, — в ангаре аэродрома в Подлипках я специально заговорил громче, работники, облепившие стоящий в нём самолёт, обратились в слух, — ваше КБ остаётся в моём подчинении, наши планы, финансирование и сроки остаются прежними. Вам даже на смену вывески не придётся потратиться, так как её не наблюдается…

Вокруг послышались облегчённые вздохи и смешки.

— … Ну показывайте наше детище, товарищи. Собравшиеся расступаются, сквозь раскрытые двери ангара вечернее солнца подсвечивает гладкие стремительные обводы истребителя.

«Не узнать…. разительные перемены… если сравнивать его с деревянным макетом: эллипсовидные крылья с „обратной чайкой“ и такое же изящное хвостовое оперение — уничтожены как класс. Их место заняли обычные трапециевидные плоскости. Исчезли все крыльевые пулемёты, вместо них поверх мотора бок к боку из под обтекателя выглядывают дула двух синхронных ШКАСов. Вал мотора закрыт заглушкой»…

Все пытливо смотрят на меня, ждут реакции.

— Красавец… Красивый самолёт будет хорошо летать… — обхожу машину вокруг и неожиданно для себя выдаю крылатую фразу, чем окончательно запутываю ситуацию с её авторством.

— Семён Алексеевич, — стараюсь перекричать загудевшую толпу, — а что у нас с пушечным мотором? Что говорит товарищ Климов?

— Это он и есть, — Лавочкин берёт меня под руку и выводит наружу из нагретого солнцем помещения, — Владимир Яковлевич лично распорядился, чтобы два первых пушечных мотора направили нам. Он очень доволен вашим прибором…

Два тепловизора с охладителем Шубникова-Седова на базе двигателя Стирлинга (больше похожие пока на действующие макеты) были отправлены в Рыбинск (Климову) и Пермь (Швецову) месяц назад в сопровождении авторов.

— … и Аркадий Дмитриевич тоже благодарил и обещал, что М-62 мы получим уже в конце месяца.

— Отлично, — потираю руки, — когда запланирован первый полёт обновлённого ИП-2?

— И-289, — поправляет Лавочкин и испытующе смотрит на меня, — нам из наркомата авиапромышленности спустили такое распоряжение. И завод наш получил такой же номер.

— Ну что ж не буду я, Семён Алексеевич, наводить тень на плетень. Скажу правду, действительно, во время моего отсутствия в Москве, «для лучшей управляемости наркоматом» был составлен документ о передаче КБ и завода в НКАП, но подписан он не был. Нам товарищ Сталин дал целый год, в течение которого мы остаёмся самостоятельными. За это время мы должны доказать, что чего-то стоим. Иначе нас ждёт расформирование и слияния с другими КБ, более успешными, но в любом случае ровно через год и завод, и КБ переходят под крыло НКАПа. Проще говоря, чтобы выжить как организация наше КБ должно победить в конкурсе на истребитель. Слышал я, что грядёт большая реорганизация в авиационной промышленности: нарком планирует укрупнить основные КБ, а у заводских, нестоличных и вновь образованных, отобрать право на самостоятельные разработки, оставить только сопровождение тех самолётов, что их завод серийно выпускает.

— Понимаю, — Лавочкин на минуту умолкает, что-то обдумывая, — товарищ Чаганов, нам крайне необходим лётчик-испытатель. Стефановский ушёл с Чижевским, а Галлай, конечно, хороший пилот и инженер тоже отличный, но опыта ему не хватает… Полёт по плану уже через неделю, а… нам бы товарища Чкалова, ну хотя бы на первый вылет. Хотя, я слышал, Поликарпов тоже собрался скоро свой И-180 в небо поднимать, не даст он нам его.

«Можно подумать станет Чкалов у него разрешение спрашивать»…

— Свою задачу понял, Семён Алексеевич, — шутливо щёлкаю каблуками, — что ж давайте собирайте народ, на борьбу буду вдохновлять…

3 октября 1938 года, 10:00.

Сквозь серые облака впервые в это пасмурное утро показалось нежаркое осеннее солнце. К небольшой группе мужчин в военной форме и гражданских, стоящих у выхода на лётное поле, торопливым шагом приближается лётчик, на ходу расстёгивая шлем. За минуту до этого он выскочил из кабины И-15-го, подрулившего к зданию аэропорта, и остановившегося рядом с другим самолётом И-180, которому предстояло сегодня впервые подняться в воздух. Вокруг последнего, с работающим двигателем копошились несколько техников.

— Ну что там, Стёпа? — нетерпеливо выкрикнул большеголовый комбриг, лицо которого было известно всей стране.

— Облачность — тысяча сто метров, видимость — два километра, Валерий Павлович, — на ходу рапортует майор Супрун, лётчик, которому переходит самолёт на испытания после первого вылета на нём его знаменитого напарника.

— Сойдёт, — делает шаг ему навстречу Чкалов и хлопает его по плечу, — помоги мне…

— Вылет разрешаю, — растерянно бормочет высокий мужчина в сером пальто, переводя взгляд со спин лётчиков, энергично вышагивающих по протоптанной дорожке к самолёту, на хмурое осунувшееся лицо Поликарпова.