Владимир Поселягин - Горячее лето 42-го

Надо сказать, я был прав, сейчас сидя в кресле пилота, самолёт гудел мотором, ночь вокруг, и пусть по Берлину и Германии, снова в эфире меня поминают, я был расслаблен. Столько часов в напряжении и вот, лечу обратно, по факту всё что я спланировал получилось от и до. Даже и рассказывать нечего. И топливо добыл, тупо купил двухсотлитровую бочку у интенданта на аэродроме, тот мне и машину одолжил, пикап, на которой я ёмкость и доставил до самолёта. Сказал ему что я местный и у меня личный самолёт, да топливо закончилось, вот и купил у него. Дальше скатил её по доскам, всё перелил по канистрам через шланг, убрав в салон, заполнить бак не забыл, и вернул авто. Оружие и форму закупил в магазине и складировал, накрыв маскировочными сетями. Без ящиков, грудой всё свалено, включая ремни с подсумками и боеприпасы. Для последних ранцы были из телячьей кожи. Медикаменты есть, немецкие, а вот продовольствия нет, пусть местных грабят. А часов в десять дня, в комбинезоне, делающим меня похожим на телефониста, поднялся на столб, и позвонил в лагерь. Прошло всё благополучно, мой приезд внесли в журнал учёта. Так что добыл авто, пассажиров и водителя я вырубил, используя снотворное, это были гражданские, горели оранжевым, пожалел, тем более те мне помешать не могли. Так на красном «Альфа-Ромео», в идеально сидевшей форме офицера «СС», пусть и танкиста, доехал до лагеря, там меня встретили, сопроводили в комнату для разговоров и привели Бандеру. С этим я даже разговаривать не стал, шлёпнул из пистолета, «Вальтер» с глушителем купил сразу перед применением, и направил ещё дымящийся ствол на конвоира. Тот руки поднял. Связал и жёстко допросил. Где содержат Якова, я узнал, одна из камер для особых заключённых. Мне бы уйти Якова освобождать, но я спросил кого ещё тут содержат из важных людей? Тот и сообщил, генерал Карбышев меня заинтересовал. Я так и сел, ладно хоть на стул. А генерал тут каким боком оказался? Разве он тут тоже сидел? Для меня это было сюрпризом. Может пресловутая бабочка, которую я в пыль растоптал тому виной?

Что я сделал, забрал ключи, пообещав конвоиру жизнь, смог убедить поработать на меня. В паре мест придётся на виду побывать, и гулящий без присмотра офицер привлечёт внимание, а вот с местным конвоиром, уже нет. Тот честно выполнил наш уговор, знал, что если что, я ему пару пуль в живот вгоню, успею, о чём я того предупредил. А если поможет, деньги получит. Боялся тот до дорожи, но сопроводил к нужному блоку. Кстати, Бандера тоже тут сидел, и открывая двери, он провёл на второй этаж к шести камерам. Тот их открывал, а я стрелял в узников. Всех наповал. Это были националисты украинские, самые известные. А потом провёл и к камере Якова. Эти заключённые не выпускались, только на прогулки в огороженном дворе, так что тот был на месте. Яков встал, когда в замке заскрежетал ключ, и внимательно посмотрел на нас, ненависти в его глазах на десятерых хватит. Ухмыльнувшись, в спину толкая в камеру конвоира, я поинтересовался у того на русском:

— Ну что, не надоело отдыхать на заграничном курорте с иностранными красотками? Как начёт вернутся к родным осинам и берёзкам?

Тот недоверчиво посмотрел на меня, а в глазах разгоралась надежда, но всё же спросил, с твёрдостью в голосе:

— Вы кто?

— Уже никто, — продолжая ухмыляться, ответил я. — По приговору военно-полевого суда Южного фронта был приговорён к расстрелу за уничтожение немецкого госпиталя. Был капитаном танкистом, комбат. Бежал до расстрела, отомстив и особисту и тем кто приговор вынес. А потом получил задание найти и вывезти тебя. Исполняю. Идём, заодно генерала Карбышева захватим с собой. Насчёт него ничего не говорили, это уже моя инициатива.

Конвоира я заставил выпить снотворного, пообещав, что тот очнётся, тот понимал, что мне легко его застрелить, чем поить каким-то средством, вот и выпил. Десять тысяч марок я ему отдал заранее, как и обещал, пока мы шли сюда, тот присев, поправить что-то, и убрал свёрток в небольшую водосточную трубу. Умный. Я запер камеру, и спустился на первый этаж, генерал тут сидел, мы выпустили его, уговорив идти с нами. Якова я уже вооружил двумя «Вальтерами» с глушителями, и генерала тоже. Мы открыли пару камер, передав ключи узникам, это французы были. Я им описал где оружие складировано в лесу, сообщив что русские танки уничтожат охрану и завалят часть ограждения, ну и выдал десяток «МП-40» и двадцать карабинов «Маузера» для начала, с боеприпасами. Так что те начали камеры открывать, вооружатся, а мы вышли из здания, и я достал «ИС-7», в который мы шустро заскочили. Как раз люки закрыли, когда завыла сирена. После того как я оружие из воздуха доставал, на появление танка Яков и Карбышев отреагировали спокойнее. Дальше те сидели пока я вёл бой, уничтожая охрану и выпуская на волю узников, даже полтора десятка на броне так и довёз до места, где оружие находилось. Остальные тоже сюда спешили, у кого силы на это были. Шли по следам танковых гусениц. Те быстро стали там всё разбирать, а мы покатили дальше. Самолёт в километре стоял. Пришлось часть канистр убрать, продав, по весу не хватало грузоподъёмности из-за появления дополнительного пассажира, а уже темнело, мы выкатили самолёт, я запустил мотор, прогревая, так что сели, и взлетели. С некоторым трудом, всё же перегруз был. Я пилотировал, а эти двое сзади жадно насыщались. Купил им котелок варенной картошки с чесноком и заправленным сливочным маслом, хлеба душистого и молока двухлитровый бидон. Надеюсь не пронесёт, а не то садиться придётся. Так и летели. Пока не до разговоров было, но чую скоро придётся отвечать на многие вопросы, больно уж те взгляды на меня характерные кидали.

Наконец топливо подошло к концу, я присмотрел удобное место и совершил посадку. Пусть ночная дорога, полевая, но рядом опушка рощи и берег довольно большого озера. Мы закатили самолёт под деревья, маскировка для ночи не особо нужная, но скорее дань привычки и для самоуспокоения. Мало ли кто по дороге проедет. Закончив, я сообщил спасённым:

— Вот что, товарищи командиры. Метров сто и будет озеро. Там правее, песчаный берег, отличный пляж. Держите по бруску мыла, мочалки и полотенца. Заправка самолёта у меня минут сорок займёт, поэтому можете не торопится, и чтобы духа в вас лагерного не осталось. Свою одежду бросите там, я вам тут новую выдам. Лучше притопите на дне, чтобы следов не оставить.

Яков с генералом имели полосатые лагерные робы с номерами, те забрали то что я им выдал и ушли, а я занялся покупками. Сыну Сталина красноармейскую форму, но фурнитуру старшего лейтенанта артиллериста, сам пришьёт и закрепит. Пилотку со звёздочкой. Два комплекта исподнего, и сапоги яловые, а то у них какие-то боты. Портянки. Не забыл и вещмешки обоим. Не в первый раз наших оснащал, набор обычный. Туда бритвенные принадлежности, мыло, ещё одно полотенце, сухпая на три дня, армейский плоский котелок с крышкой. Портупеи с ремнями, пистолеты «ТТ» обоим, подсумки с магазинами для «МП-44», как и сами автоматы. Что-то я решил их немецкими автоматами вооружить, пусть изучат и оценят. Якову ещё и каску в комплекте. Патронов по пятьсот штук на каждого и по четыре гранаты «Ф-1». Вот генералу форма старшего комсостава, с фуражкой, и фурнитура, которую нужно пришивать. Готовой в магазине не было почему-то. Купил нитки и иголки. Пусть шьют. Да, обоим наручные часы, трёхцветные фонарики, и бинокли с планшетками. Если уж оснащать до конца, то делать это добротно. Даже блокноты с карандашами купил. Те вернулись обнаженные, когда я уже начал заправку, указал кому чья куча, те нашли фонарики, оделись, и сидя так на траве, работали иголкой и ниткой. Генерал, не чинясь сам пришивал себе фурнитуру. Закончили одновременно со мной. Оружие с интересом изучали, оно им незнакомо, это я про «МП-44». Снарядили и приготовили к бою, горловины вещмешков завязали, всё убрав внутрь и сложив как им надо. Убрали их внутрь самолёта, но я ещё не закончил, последняя канистра осталась, так что услышал вопрос: