Владислав Порошин - Туманная река

Смешного в этом мало, подумал я, выходя из Горбушки. Дальше я просто заходил метро, выспрашивал старожилов, где ближайший центр культуры, выходил снова на поверхность и шел в клуб завода «Каучук», клуб завода «Серп и молот», клуб фабрики «Буревестник» и «Свобода». К четырем часам дня я сбился со счета. Что самое обидное разговор с директорами культурной жизни столицы был одинаков, чего тебе надобно мальчик, у нас нет штатной единицы, любительские коллективы нас не интересуют, и наконец, во дворце культуры ЗИЛ, мне предложили записаться в авиамодельный кружок.

Иду в последний решил я, поднимаясь по лестнице в памятник конструктивизма именуемый Дом культуры транспортных вузов. Однако и здесь я не встретил понимания, мне сказали, когда поступишь в институт инженеров железнодорожного транспорта, тогда и поговорим.

Шесть часов, коту под хвост, сказал я себе и зашел в ближайшую пирожковую. Взяв парочку румяных пирога с яйцом и луком и граненый стакан с компотом, я встал за столик около окна. Настроение было препаршивым. Эх, записать бы демо, хотя бы на ребрах, глядишь и улыбнулась бы мне удача. Для этого нужно искать салон записи звуковых писем.

— Привет, баскетболист! — напротив возник рыжий парень чуть выше меня ростом, с кепкой натянутой почти на глаза.

Фингал на скуле выдавал в моем собеседнике, натуру деятельную, но часто попадающею в различные передряги.

— Привет, мы знакомы? — удивился я.

— Ага, лучшие друзья, — усмехнулся парень, — в прошлое воскресенье, ты меня в первом тайме вырубил, когда натолкнул на заслон.

— Чего в игре не бывает, — я доел первый пирожок, — вы тоже жестко играли.

— Я только откушу, — рыжий без спросу схватил второй мой пирог и целиком засунул его в рот.

Я посмотрел по сторонам. У входа в пирожковую, толкалось еще два бравых паренька, которые посматривали в мою сторону. Нуда, мы втроем одного не боимся. Я не стал допивать компот, так как драться лучше на пустой желудок.

— На запей, — сунул я стакан рыжему, и пошел на выход.

У дверей парни немерено преградили мне дорогу.

— Чё встали как столбы, разошлись! — я нагло оттолкнул одного, а второй с ухмылкой отошел сам.

От пирожковой я пошел в сторону станции метро, вся троица пристроилась ко мне в хост. Такой процессией мы шли минуты две. Ждут укромного местечка, подумал я, а мне нужно, чтобы они атаковали меня по очереди, иначе в толчее может произойти что угодно. Я заметил, что впереди через метров десять улица ныряет в проулок, и рванулся в него изо всех сил. Парни ломанулись следом. Быстро заскочив за угол, и развернувшись, самого резвого из троицы, коротким хуком я отправил полежать в весеннюю грязь. Тут же на меня выскочил второй по скорости гопник. Я сделал резкий шаг назад, и провел еще один хук правой, к сожалению, второй удар у меня вышел менее эффектным. Зато третий по скорости, тот самый рыжий, воткнулся на оставшегося стоять гопаря и, запнувшись, упал. Падая лицом вперед, он успел поймать им же, то есть лицом, мой хлесткий удар ногой. Этот в отрубе, удовлетворенно похвалил я себя. После чего принял пару несильных ударов на хороший блок, и, сократив дистанцию, локтем пробил в нос самому стойкому гопнику. Менее минуты потребовалось, чтобы вся троица, постанывая, прилегла на незапланированный пикник.

— Пацаны, наших бьют! — услышал я крик за спиной.

Я обернулся, пятеро здоровенных лбов, лет по двадцать, возможно двадцать пять, отрезав мне, путь отступления к метро, бросились ко мне. Пятеро одного тоже не боятся, подумал я, сверкая пятками в неизвестном направлении. Через две минуты эти отрицатели мирных переговорных процессов загнали меня в какой-то тупик между деревянных сараев. Я встал уперевшись спиной в дощатую почерневшую от времени стену.

— Ну что скажете? — глубоко дыша, спросил я запыхавшихся гопников.

— А что спросишь? — улыбнулся, сверкнув железным зубом один из этой компании.

— Х… в попе долго носишь! — я решил вывести из себя своих преследователей.

— Ах, ты сука! — крикнул обиженный до самой глубины души гопник, и пока четверо его друзей тряслись от хохота, бросился на меня.

То, что доктор прописал, подумал я, и четким правым прямым вырубил нервного товарища. Сразу после удачной контратаки я сделал пару шагов в сторону, чтобы вновь сократить предполагаемое число нападавших до одного. Ближайший ко мне здоровенный парень без раздумий бросился в атаку. Я провел смачную двоечку ему в бороду, однако гопник успел ухватить меня за рубашку и, падая, повалил на землю. И тут же на меня посыпался град ударов. Единственное что я мог сделать, это прикрыть виски нос и глаза, и терпеть попадания в корпус. Реальная драка, это тебе не кино, где один перец гоняет десяток громил.

— Зашибу! Падлюки! — услышал я хриплый и громкий голос, молотилка по моему бедному телу прекратилась.

Я увидел крепкого мужика в солдатской гимнастерке на костыле, который второй рукой размахивал над головой армейским ремнем с металлической пряжкой.

— Отвали, Прохор! — крикнул кто-то из парней, — уходим уже, он свое получил.

И вся четверка местных бандитов, поддерживая за руки пятого, с гордо поднятой головой покинула место боя.

— Как ты парень? Жив? — спросил, подойдя поближе ко мне, неизвестный Прохор.

— До свадьбы заживет, — просипел я, еле разогнувшись.

— Я живу здесь рядом, — мужик улыбнулся, — пошли, хоть умоешься.

Жил герой войны Прохор действительно рядом, в дух этажном деревянном бараке. Однако рассматривая его комнату, жизнью, я бы это не назвал. Покрытый грязью и пылью пол, в одном углу гора бутылок, на столе промасленная и залитая чем-то газета. В другом углу продавленная железная кровать, из-под которой выглядывал любознательной мордочкой черный худущий кот. Помяли же меня знатно. Кто-то печаткой рассек лоб и кровью из него я залил не только лицо, но и свою модную клетчатую рубашку, которая до кучи оказалась еще и порванной. Джипсы к счастью не пострадали. Сечку на лбу Прохор залепил мне черной изолентой.

— Нормально, — прохрипел он, — из-за волос не видно. Может выпьешь обезболивающего, у меня осталось пол чекушки? Жратвы, извини, нет.

— Благодарствую, алкоголь не употребляю, — я сел на табуретку, голова гудела, в боку кололо.

Черный кот запрыгнул мне на колени и замер. Я потрепал его за ухом и погладил по спинке.

— Васька, кыш, — шикнул на котофея любя ветеран войны.

— Прохор, — я залез в задний карман джипсов, и достал денежную купюру, — у меня есть пятьдесят рублей, может, купишь чего-нибудь покушать, да и котейку покормишь. Что он у тебя как из концлагеря?

— Сейчас сделаем, — обрадовался он, взял деньги и вышел из комнаты.

Спустя двадцать минут в комнате ветерана войны гнетущая атмосфера полностью улетучилась. На столе стояла кастрюля с отварной картошкой, банка с солеными огурцами, квашеная капуста, и селедка на тарелке. В центре стола стояла бутыль с самогонкой, за столом восседал Прохор, его сосед по коммуналке Кузьмич и дородная тетка лет сорока пяти Клавка. Коту Ваське перепало всего помаленьку, и селедки, и картошки и ржаного хлеба, после сытной трапезы черный мохнатый комочек сладко поуркивал на моих коленях.