Евгений Шалашов - Особое задание

Но ничего похожего на «удушающие газы», «химическое оружие», «хлор» у Крестинина не было. Я бы даже не стал заморачиваться на классификации, типа,— отравляющее, удушающее, кожно-нарывное и прочее. Самое близкое по смыслу — «дым», но ничего связующего не находил. А ведь сегодня узнал, что на Бакарице грузчики перетаскивали в вагоны нечто напоминавшее английские артиллерийские снаряды, начиненные хлором. Может, «смерть» и «дым»? Черт с ним, напишу открытым текстом. Похоже, что снаряды собираются использовать против наших под Пинегой.

С Архангельским подпольем связи у меня нет. Вернее, мне известны два человека из революционного подпольного комитета — телеграфист со станции, и тот товарищ, на квартире которого останавливался в первые дни — Александра Беляева, моего связного, через которого передаю свои шифрограммы и прочее. Теоретически, я могу просить помощи у подполья, но это если сильно припечет. Большего мне знать не следует, равно как и то, что и меня здесь знать не должны. В сущности — я «законсервированный агент», чье время придет, когда поступит сигнал из Центра. Подозреваю, что меня может знать руководитель Архангельского ревкома, присланный сюда по заданию центрального комитета, но тут я бессилен что-нибудь изменить или поправить. ЦК РКП (б) — это не отдельная фигура, вроде Кедрова или даже самого товарища Троцкого, а помощнее.

Мой связной — Александр Беляев, трудится кем-то в порту, а еще, как это не покажется странным, поет в церковном хоре. Я ни разу не спрашивал Александра, верующий он или нет, не мое это дело, но церковь — идеальное место, чтобы обменяться записками, передать какие-нибудь документы или тихонечко договориться о встрече. Можно оставлять свои грамотки за каким-нибудь киотом, иконостасом, но ни Александр, ни я до такого не додумались, не договорились. Одно дело личная встреча, другое... В общем, кто понял, то хорошо, нет — извините, разъяснять не стану.

Сегодня обычная встреча, передача шифровки, как вдруг кто-то взял меня за запястье. Первым побуждением было вырваться из захвата, но храм — не то место, где устраивают драки и я, позволив отвести себя в сторону, услышал:

— Финикийский корабль.

Крупный дяденька, с солидным животом и красным лицом, одетый в дорогое пальто и пыжиковую шапку. Ничего себе, руководитель ревкома! Но пароль назван верно, и я произнес отзыв:

— Сидон и Тир!

Ох уж эти конспираторы с дореволюционным прошлым! Кедров выстраивал для меня «ассоциативный ряд», использовав собственную фамилию. Мудро. Но «финикийский корабль» означал, что я перехожу в «одноразовое использование» — только на одну операцию. Вот если бы он сказал: «Афродита», это бы означало, что Кедров меня «отдал» целиком и полностью.

— Завтра на службе получите заказ, отнесете по указанному адресу.

В нашей библиотеке существовала услуга — доставка заказанных книг по указанному адресу, но залог в пять рублей не каждому по карману. В принципе, можно было сразу сделать заказ, не утруждаясь встречей и уже на месте сообщить пароль. Ясное дело, что книги по адресу понесет самый молодой сотрудник библиотеки, но кто его знает.

Вечером хозяйка выставила на стол гороховое пюре без масла, а на мои попытки ее обнять, мягко отстранилась и грустно повела плечами — мол, среда нынче!

Причем здесь среда, я не сразу и понял. Потом дошло. Ладно, зато завтра четверг. Но через неделю, третьего марта, начинается Великий пост. Вот здесь станет поскучнее.

На следующий день я уже доставлял заказ. Ехать пришлось аж в Соломбалу, на трамвае. На бумажке значился странный адрес: Гамбургская- Назарьевская, дом 5. Так куда ехать-то? На Гамбургскую или Назарьевскую?

Вагоновожатый прояснил ситуацию. Оказывается, в одна тысяча девятьсот четырнадцатом, в начале войны, Архангельск поддался патриотическому угару, и переименовал улицы, имевшие «немецкие» названия. Гамбургская стала Назарьевской, Любекская — Новоземельской, а Прусская — вообще Шестым проспектом. Обратно улицы непереименовывали, но называли по старинке.

Что мне нравится в Архангельске — старинные корабельные пушки, украшавшие Набережную. Может, еще со времен Петра Великого или позже, но не заклепанные, не высверленные. Хоть прямо сейчас забивай порох, закатывай ядро и подноси запал!

И здесь, в Соломбале, я увидел орудие, установленное на колесный лафет. Полюбовавшись, пошел дальше.

Дом на улице Гамбургской отыскал не сразу, потому что тот терялся на фоне симпатичных кирпичных одноэтажек, которыми застроена улица. Возможно, здесь проживала рабочая «аристократия» — мастера цехов, высококвалифицированные рабочие. Читал, что до революции они получали от восьмидесяти до ста рублей в месяц, что сопоставимо с жалованьем полковника или профессора университета.

— Меня зовут Михаил Артемович, — представился хозяин дома, принимая заказ — том Короленко, и сборник стихов Афанасия Фета. Странное сочетание, но какая разница?

Михаил Артемович расписался в квитанции, отшелестел пять бумажных рублей и отсыпал горсть мелочи. Все правильно — компенсация курьеру за транспорт и чаевые. Не отказываться же?

— Чаю хотите?

Чаю я отчего-то не хотел, но хозяин провел меня на кухню — место обычных посиделок русской интеллигенции, где произносятся самые грозные речи. Вместо газовой плиты новомодная чугунная печь, на которой можно одновременно и жарить, и печь, и варить. Вроде, английская?

— Владимир, вы догадались, что я председатель подпольного революционного комитета? Одновременно еще и председатель Архангельской городской организации РКП (б). То, что мне пришлось вас задействовать — необходимая мера. Впрочем, если вы скажете, что ваша миссия гораздо важнее, вы вольны просто уехать, и никто не станет предъявлять вам претензии.

Я задумался. С одной стороны — моя миссия очень важна. С другой — не стал бы руководитель подполья дергать человека из Центра без надобности.

— Если вы мне расскажете в общих чертах, то я приму решение.

— Дело в том, что позавчера был задержан руководитель профсоюзной организации судовых механиков товарищ Неклюдов. Он не большевик, левый эсер, но в его профсоюз входит около ста человек. Ни один из них не желает, чтобы наши суда угнали в Англию, но реально можно рассчитывать лишь человек на пять. Это пока. Если положение белых и интервентов ухудшится, желающих помогать станет гораздо больше.

Дальше можно не продолжать. Умелый механик сумеет устроить небольшую «аварию» на вверенном ему судне, чтобы потом ее быстренько устранить. А если за дело возьмется кто-нибудь, вроде меня, то фантазии хватит лишь на взрыв парового котла. И что потом с таким кораблем делать? Пустить на металлолом? Нет, кораблики в Белом море нам нужны в целости и сохранности.