Дмитрий Дашко - Ликвидация [СИ]

– Вот, дочурка, встречай дорогого гостя, – сказал Константин Генрихович.

– Здравствуйте, Георгий, – мило улыбнувшись, произнесла хозяйка.

Когда я лежал в больнице, мы с ней быстро перешли на «ты», но в присутствии отца она немного стеснялась и потому общалась с подчёркнутым уважением.

Мне же хотелось отбросить пресловутый официоз. Можно просто посидеть и поговорить как близкие люди. Я искренне надеялся, что так и произойдёт.

Ничто так не сближает людей, как преломленный за одним столом хлеб.

Но на столе источал ароматы не только он. Настя постаралась. Мои глаза разбегались от такого изобилия яств, и это в наше полуголодное время. Страшно подумать, сколько денег ушло на покупку продуктов, и сколько времени заняла готовка!

Мы обязаны ценить наших женщин и носить на руках.

Я с трудом оторвал взгляд от угощений, и мой взор тут же «приклеился» к хозяйке.

Настя была неимоверно хороша. И эта красота внешняя удивительно перекликалась с красотой внутренней. Если и существовал на свете идеал женщины – он стоял передо мной, и у меня просто захватывало дух.

– Здравствуйте, Настя. Поздравляю вас с днём ангела! – нашёл в себе силы произнести я.

Хотелось как-то соригинальничать, поднять девушке и без того хорошее настроение какой-нибудь шуткой, но мысли в голове путались, а язык заплетался сам собой.

Я перестал ощущать себя пятидесятилетним, во мне с удвоенной энергией вдруг забурлила молодость.

Красота – страшная сила.

И всё же я не превратился в окончательного болвана. Взял себя в руки, в голове откуда-то всплыло очень романтическое пожелание в стихах. Даже не знаю, из каких глубин памяти появилось. Никогда бы не подумал, что способен на такое.

Поздравление Насте понравилось. Она довольно зарделась.

– Это вам, – улыбнувшись, вручил ей цветы и подарок я.

– Ой, что вы… – смутилась Настя, но я почему-то знал: ей очень понравилось, что я не забыл.

Она опустила лицо в цветы.

– Букет просто потрясающий! Спасибо вам, Георгий!

– Это вам спасибо, что позвали на праздник.

Девушка всплеснула руками.

– Ой, что это я вас держу на пороге. Садитесь за стол, пока всё не остыло.

Лаубе с гордостью поглядел на дочку. И я хорошо понимал его.

Невольно вспомнил свою Дашу. Эх, милая моя, надеюсь, всё у тебя хорошо. Если есть между нами незримая связь, пусть поможет донести до тебя, что я люблю тебя ещё больше прежнего, и что сегодня я отщипнул себе небольшой кусочек счастья. Но оно, к несчастью, будет всегда неполным без тебя.

По телевизору шёл очередной сериал про «ментов». Раньше, когда они пытались смотреть его вместе с отцом, того хватало ненадолго.

– Как такую белиберду на экраны выпускают?! – возмущался он и переключал на другой канал.

Единственное, что папа признавал – первые два сезона «Улицы разбитых фонарей» и «Ментовские войны».

– Сразу видно, что сценарии наш брат-милиционер писал, – говорил отец. – Тут хоть на правду похоже. А всё остальное – фантастика!

Когда Дашу отправили в «декрет», она, к большому удивлению мужа, незаметно для себя подсела на все эти сериалы. Тот почему-то полагал, что в положении супруги надо смотреть что-то карамельно-приторное с большими розовыми соплями.

Сам же терпеть не мог «ящик», предпочитая смотреть видео в сети.

Вот и сейчас он сидел, склонившись над экраном ноутбука, только не пялился на смешные «видосики», а набирал деловое письмо.

Послышался тихий голос жены.

– Что случилось, дорогая? – спросил он, закрывая «ноут».

Его самый любимый в мире человечек сидел весь в слезах, а на экране в это время опера, которые почему-то могли позволить себя дорогущий внедорожник, гонялись на нём за не менее дорогущим спорткаром преступников.

И ничего особо трогательного в этой сценке не было.

– Папа, – всхлипнув сказала Даша. – Знаешь, я вдруг почувствовала его… Он словно оказался рядом со мной в комнате, посмотрел на меня ласково и что-то сказал. Что именно – я не расслышала, но что-то доброе. Знаешь, я почему-то верю, что там, – жена выделила это слово, – у него всё хорошо! Не могу объяснить это словами, но у него будто новая, другая жизнь. И папа по-прежнему очень-очень любит меня.

Супруг подсел рядом, приобнял жену. Та устало опустила голову ему на плечо.

– Если ты в это веришь, значит, у него и в самом деле всё хорошо, – уверенным тоном произнёс он.

В тот вечер я превзошёл сам себя. Много шутил, рассказывал анекдоты и весёлые истории, коих в моей насыщенной жизни хватало. Само собой, делал поправку на время, возраст и окружающие реалии.

Виновница торжества долго крепилась и деликатно улыбалась, но после одного особо озорного случая из моей биографии (правда, сейчас это звучало примерно так «А вот с одним моим знакомым однажды произошло…»), не выдержала и засмеялась.

Её смех стал мне высшей наградой, и я выдал новую порцию хохмочек, стараясь избегать всякой двусмысленности и скабрезностей. Здесь и сейчас этого просто не поймут.

Даже Константин Генрихович и тот уже надрывал живот, еле переводя дух после очередной взрывной шутки.

Меня вообще сложно назвать юмористом и острословом, в повседневности я часто бываю угрюмым и мрачным, но, если на меня накатывает, могу трепаться чуть ли не целые сутки напропалую, причём ни разу не повторившись.

Вдобавок, я много где побывал, много что увидел и, тем более, знаю. Так что информация лилась из меня рекой.

Потом взгляд упал на гитару, висевшую на стене, и я решил тряхнуть молодостью. С любезного разрешения хозяев снял её, взял в руки, провёл по струнам, проверяя настройку.

В той жизни я иногда баловался игрой на гитаре и знал несколько дежурных песен. Было опасение, что пальцы настоящего Быстрова окажутся непослушными, моментально развеявшееся, стоило только взять первый аккорд.

Как-то незаметно исполнил для разом притихших отца и дочери Лаубе весь свой не особо обширный репертуар, а, когда остановился, увидел восхищённые глаза Насти.

– Надо же, а вы замечательно поёте, – сказала она. – И ваши песни… Я никогда их не слышала. Неужели, это вы их сочинили?

Я смущённо улыбнулся. Авторы исполненных мной песен даже ещё не родились, а заниматься плагиатом не позволяла совесть. Я вообще не люблю присваивать себе чужие заслуги и лавры.

Если бы это произошло – почувствовал бы себя оплёванным.

– Надеюсь, мой вокал не сильно резал вам слух, – произнёс я, откладывая гитару. – Я ведь специально ничему не учился, сам до всего доходил. А что касается песен, увы, я не настолько талантлив. Песни написали совсем другие люди. Я же слышал их на войне, ну и спел, как запомнились.

Собственно, почти так и есть, значительную часть репертуара я и впрямь освоил во время командировок в неспокойные регионы страны. Иногда даже там выпадали часы отдыха, которые требовалось чем-то занять. Вот я и занимал их, тренькая на гитаре и распевая под нос мелодии, которые легли на душу.