Дмитрий Дашко - Ликвидация [СИ]

– Понятно. И что это нам даёт?

– Дело в том, что кражу тогда раскрыли. Правда, наука оказалась ни при чём. Вора выдал скупщик краденого, к которому тот обратился. Преступника арестовали и посадили в тюрьму. Приятель нашёл в архиве то дело. На наше счастье, оно сохранилось.

– То есть ваш друг считает, что ограбление в Эрмитаже и в нашем музее провернул один и тот же человек?

– Именно, – кивнул Аркадий Ильич. – Работал специалист старой школы, причём с характерным почерком. Ничего не менять не побоялся – решил, что вряд ли кто из нашего маленького и тихого Рудановска сможет провести параллели с преступлением, которое произошло несколько лет назад аж в самом Санкт-Петербурге, простите – Петрограде…

– Имя, сестра, имя! – простонал я.

– Простите? – нахмурился эксперт.

– Это из «Трёх мушкетёров», кажется, – спохватился я. Вот уж чего не помню, так есть ли эта фраза в классическом произведении Дюма или отсебятина от сценаристов. – Итак, кто этот злополучный преступник, есть ли его фотокарточка и описание? – продолжил я. – Ну, раз дело сохранилось.

– Всё это имеется и уже отправлено к нам. Если вкратце, преступника зовут Виктор Витольдович Войнарский. Уроженец…

– Стоп! – воскликнул я. – Войнарский?

Фамилия показалась мне знакомой. Где-то недавно я её слышал.

– Да, Войнарский, – кивнул Аркадий Ильич.

– Тогда я знаю, где его искать, – весело сказал я. – Если быть точным, знаю, кто нам поможет – директор музея. Уж он-то обязан знать адрес, по которому проживает его сотрудница – Изольда Витольдовна Войнарская. Подозреваю, что наш Виктор Витольдович доводится ей братом. И очень рассчитываю на то, что он не успел удрать из города.

Косвенными путями удалось установить, что Войнарский – действительно брат Изольды Витольевны и, что пределов города он не покидал. Вот уже почти месяц гостит у сестры, ведёт спокойный образ жизни: не пьёт, не гуляет, женщин не водит. Не вчерашний уголовник, а просто образцовый гражданин какой-то, «руссо туристо, облико морале».

Горячий Леонов был готов мчаться арестовывать Войнарского хоть сейчас, но я слегка охладил его пыл.

– Не гони лошадей. У нас на Войнарского ничего нет кроме похожести почерка на ограбление в Эрмитаже.

– А как же обыск?! – воскликнул Пантелей.

– Я бы на него не рассчитывал. Войнарский – стреляный воробей. Даже не сомневайся: картина спрятана в таком месте, что ни ты, ни я, ни Гром днём с огнём не сыщут, – сказал я.

– Георгий Олегович! – вспылил Пантелей. – Вы что – сомневаетесь, что это его рук дело?

– Я в совпадения не верю. Особенно в такие, но Войнарский – преступник со стажем, его на мякине не проведёшь. Будет упорствовать до конца. Ещё раз скажу: предъявить ему нечего. Ни отпечатков, ни следов, ни свидетелей…

– Что же тогда делать? – окончательно растерялся Пантелей и растерянно посмотрел на меня.

– Предлагаю установить круглосуточную слежку за братом и сестрой Войнарскими.

– Думаете, сестрица тоже… того? – нахмурился Леонов.

– Войнарская прекрасно осведомлена об уголовном прошлом брата и его специализации. Но никому ничего не сказала.

– Наверное, считает, что мы тут, в провинции, щи лаптем хлебаем, – усмехнулся Пантелей.

– Если бы не Аркадий Ильич, она бы ушла недалеко от истины, – горько произнёс я.

– Так может того: чтобы времени на слежку не терять, надавим на сестру, – быстро нашёлся мой зам.

– Ты её видел?

– Ну видел.

– Как думаешь, долго такую придётся колоть?

Собеседник приуныл. Мадам Войнарская явно не относилась к числу впечатлительных женщин. На понт её точно не возьмёшь.

– Пожалуй, я погорячился, Георгий Олегович, – признал он.

Организацию круглосуточного наблюдения Леонов взял на себя. Сказал, что лично отберёт толковых милиционеров.

А мне сообщили радостное известие: наконец-то Ремке пришёл в себя и чувствует достаточно хорошо, чтобы его навестить.

Я в какой степени даже почувствовал вину: замотался в горячке и не каждый день интересовался его здоровьем. Надо делать выводы на будущее, товарищ начальник.

Уточнив через лечащего врача, что можно принести раненному, и нет ли какой нужды в лекарствах, я закупился в небольшой нэпманской лавке и с гостинцами отправился в госпиталь.

Поскольку история с бандой Семёнова и Шубина, по сути, закончилась, пост у его палаты мы сняли. Теперь за безопасность товарища можно уже не беспокоиться.

Накинув на плечи белый халат, постучал в дверь и через секунду зашёл в палату.

– Здравствуйте, товарищ Ремке!

Увидев меня, милиционер попытался приподняться.

– Не надо, – попросил я. – Ваш доктор просил избегать ненужной активности.

Глаза Ремке повлажнели.

– Товарищ Быстров, – хрипло произнёс он, – я виноват перед вами, нашими парнями, особенно перед Юхтиным… Кто ж знал, что Кислицын – такая сволочь?! – с горечью добавил милиционер.

– Всё в порядке. Мы уже во всём разобрались, – заговорил я, успокаивая сотрудника. – Бандитов мы арестовали. Сейчас они находятся в губернии, идёт следствие. Думаю, скоро дело передадут в суд.

Сообщать, что мой сотрудник довольно долго числился среди главных подозреваемых, я не стал. Человек только-только очухался после тяжёлого ранения, неизвестно сколько ещё будет восстанавливать силы. К чему эти неприятные подробности?

– Что с Юхтиным? – он пристально посмотрел на меня.

Я не имел права солгать, поэтому пришлось сказать правду.

– Юхтин погиб в тот день. Мы его похоронили.

Ремке заскрипел зубами.

– Сволочи! Я себе этого до конца жизни не прощу!

– Не надо себя корить! – произнёс я. – Вашей вины здесь нет. Это скорее наша: не стоило посылать неопытного сотрудника на такое задание.

– Моя знакомая… Кислицына тут в больнице работала… Надеюсь, она ни в чём не замешана? – вопросительно поднял голову раненный.

– К сожалению, гражданка Кислицына тоже была участником шайки, – вздохнул я.

– Её арестовали? – напрягся Ремке. – Могу я её увидеть? Просто очень хочу посмотреть ей в глаза, товарищ Быстров. Мне казалось, Гаппа любила меня.

– Боюсь, вы не скоро сможете задать ей этот вопрос. Главарь шайки Семёнов, заметая следы, убил брата вашей подруги, а саму Кислицыну ранил. Она в очень плохом состоянии, товарищ Ремке. Очень плохом… И даже если врачи её спасут, впереди суд и большой тюремный срок, если не гораздо хуже. Сами понимаете, сколько трупов за этой шайкой.

Может и не стоило этого говорить, чтобы поберечь нервы и здоровье раненного. Мало кого обрадуют такие известия, особенно если речь идёт о том, кого любишь. А у Ремке явно всё серьёзно – я это почувствовал сразу, как он меня спросил о судьбе Кислицыной. И его взгляд, и интонация – всё свидетельствовало об этом.