Дмитрий Дашко - Ликвидация [СИ]

Но и соврать я не мог. И как человек, и как начальник. Последнее дело – врать подчинённым. После этого тебя перестают уважать.

Ничего, Ремке – мужик крепкий, прошёл войну. Как-нибудь перенесёт этот удар! Наверняка, не первая потеря в его жизни. Война – вообще многое в нас меняет, и не всегда к плохому. Как минимум – учит ценить жизнь.

– Я всё понимаю, – Ремке обессилено закрыл глаза. – Я подвёл вас, товарищ Быстров. Думаю, мне стоит написать заявление об увольнении. Хреновый из меня милиционер.

– А вот этого делать не нужно, – сурово произнёс я. – Москва не сразу строилась. Опыт – дело наживное, приходит со временем. И вы не обижайтесь, но я отправил запрос в Москву. Будем выяснять на самом высоком уровне, что с вашим представлением на орден Красного Знамени. Награда просто обязана найти героя.

Доктор не разрешил засиживаться у раненого больше десяти минут, поэтому оставив гостинцы, я попрощался с Ремке и вышел из палаты.

В душе очень надеялся увидеться с Настей, мы не встречались с именин. И судьба пошла навстречу моим мольбам. Мы столкнулись буквально нос к носу в дверях больницы: я выходил, а она входила.

– Настя! – обрадованно произнёс я. – Здравствуйте!

– Георгий!

Чужая, а особенно женская душа – потёмки, но, глядя на улыбавшуюся девушку, я вдруг понял: она тоже рада видеть меня. И от этого открытия мне вдруг сделалось так хорошо, что я едва не забыл обо всём на свете.

– Что вы к нам не заходите, Георгий? – спросила девушка.

– Мы же вроде договорились обращаться на «ты», – заметил я.

– Точно! Но вы… то есть ты так и не ответил на мой вопрос!

– Дела, Настя. Дела…

– Похищенные картины?

Я машинально кивнул.

– Константин Генрихович рассказал?

Она усмехнулась.

– Ну что ты! Из папы насчёт работы и слова клещами не вытянешь. В газете прочитала. В сегодняшнем номере «Коммуниста» большая статья на эту тему.

Бывшая городская газета «Речь» после прихода советской власти изменила название на «Коммунист». Но прежний интерес к криминальным новостям никуда не делся. Уже пару раз на меня пытался выйти один из репортёров газеты, чтобы взять интервью. Пока что мне удавалось от него отделаться, пусть тип из газеты и был прилипчив как банный лист.

Лишняя известность – плохой спутник для милиционера.

– Надо же, – хмыкнул я. – Надо и мне что ли купить номерок.

– Георгий, прости, мне пора! – сказала Настя. – Главврач срочно вызвал.

– Да-да! Рад встрече! – подвинулся я, пропуская девушку. – До свидания!

– До свидания! – Она сделала несколько шагов и обернулась. – Кстати, тут вроде бы кто-то обещал меня пригласить на какое-то интересное мероприятие…

– Обещал – сделаю, – клятвенно прижал руку к сердцу я.

– Надеюсь, обещанного не три года ждут, – сказав это, Настя поспешила вглубь коридора.

А я улыбнулся про себя. Не сказать, что культурная жизнь в Рудановске бьёт ключом, но есть синематограф, что-то вроде театра, на тумбах висят афиши, предвещающие скорые гастроли цирка с борцами, рестораны в конце концов… Было бы время, что-нибудь придумаем. С этими мыслями я и вернулся в кабинет.

Пока не беспокоили, сочинил запрос по поводу ордена Ремке, расписав его заслуги ещё и в качестве милиционера. Всё честь по чести: «на боевом посту…» и так далее.

Дежурный по моей просьбе достал последний номер «Коммуниста». Закончив с письмом, стал читать статью об ограблении.

Фотографиями похищенных картин редакция не располагала, поэтому в качестве иллюстрации использовался снимок художника Арчехабидзе, чью картину грабитель тоже присовокупил к шедевру Серова.

Несмотря на грузинскую фамилию, этот деятель изобразительного искусства оказался обладателем вполне себя славянской внешности – никаких тебе волос цвета вороньего крыла, характерного «шнобеля» с горбинкой (да простят меня знакомые ребята-грузины, практически все из которых в своё время оказались просто замечательными парнями и настоящими друзьями!) и мохнатых бровей. Светловолосый, с простым, как три рубля, широким лицом, украшенным носом-картошкой.

Примерно половина статьи рассказывала о его творчестве, довольно подробно расписывались все этапы пути, а в конце следовал многозначительный намёк, что картинами художника заинтересовались даже в Москве, где скоро может пройти выставка его полотен.

Я от души порадовался за успехи художника. В конце концов, новое время рождает новых гениев. Почему бы товарищу Арчехабидзе не стать кумиром для поклонников искусства ревущих двадцатых?

На вопрос, кто мог покуситься на святое и выкрасть полотно художника вместе с шедевром знаменитого Серова, последовал полный тумана намёк на каких-то загадочных недоброжелателей, коих полно у каждого деятеля искусств. Однако товарищ Арчехабидзе твёрдо уверен, что рано или поздно похищенные картины снова вернутся на своё место.

И вообще настроен художник весьма позитивно, желает успеха компетентным органам и готов всячески содействовать в поисках.

На этой волне вкрапления прямой речи Арчехабидзе закончились, репортёр сообщил некоторые детали преступления (ничего такого, чего бы мы не знали), призвал как можно скорее раскрыть дело. На этом всё.

Написана статья неплохо, чувствовалось перо опытного профи с большим стажем. Не ожидал, что в наших пенатах пасутся такие зубры.

И всё б ничего, однако некоторые шпильки в адрес милиции, допущенные репортёром (фамилия, кстати, знакомая – именно он домогался встречи со мной), несколько омрачили моё настроение, приподнятое сразу двумя событиями: новостью, что Ремке очнулся и пошёл на поправку, и нежданной встречей с Настей.

Ну, ничего… не привыкать. Вот найдём похищенные шедевры искусства, тогда и поговорим. А так, собака лает, караван знай себе шлёпает.

Ещё я заметил, что в газете не упоминается о недавней стычке с заговорщиками и изъятии партии оружия и крупной суммы денег. Похоже, ГПУ приняло решение попридержать информацию, иначе о ней бы трубили везде. В городской газете в первую очередь, а там бы и до столичной прессы донеслось. Событие явно не рядовое.

Но вернёмся к нашим баранам, то бишь музейной краже. То, что новость о ней попала в газету, меня не смущало: нам в данном случае ни жарко, ни холодно.

И тут в голову снова стукнула мысль, вызванная назойливостью упоминания в материале фамилии Арчехабидзе. Даже Серов отошёл в статье на второй план.

Нет, можно, конечно, сказать, что художник молодец: не сплоховал и вовремя подсуетился, напомнив о себе, пусть даже и при не самых радостных обстоятельствах. В моём прошлом это называли пиаром.

Однако кто сказал, что о таком способе прославиться не знали гораздо раньше? И что если самая первая версия, которая у меня родилась, и есть самая правильная?