Евгений Сурмин - Красный Жук

Доктор Спрынов был достаточно талантлив и честолюбив, чтобы поменять стабильное, но бесперспективное в карьерном плане место рядового врача в столице на должность зав отделением травматологии в Саратовской "Второй Советской" больнице. Также он имел инженерную жилку и хотел сконструировать костыли, способствующие скорейшему лечению травм нижних конечностей. К тому же успешная зашита кандидатской, а затем и докторской диссертации открывала ему двери Саратовского медицинского института.

И сейчас Спрынов боялся начала остеомиелита, который мог оставить Гаврилова без ноги, а Юрия Петровича без ценного материала для диссертации. К чести доктора нужно сказать, что здоровье пациента его волновало несравнимо больше своей научной работы.

Юрку Спрынова революция подхватила, можно сказать, прямо с гимназической скамьи. Сын бухгалтера и домохозяйки со всем пылом своего возраста бросился в водоворот событий, желая сделать мир лучше прежнего, и вынырнул только после гражданской – огрубевший, в меру циничный и наглотавшийся крови по самое не хочу. Но желание сделать улучшать мир не пропало, и Юрий достаточно легко поступил на медфак Ленинградского университета. Окончив учёбу, он недолго поработал в Ленинграде, потом перебрался в Москву и неожиданно увлёкся травматологией. Это увлечение и привело его в итоге в Саратов. На данный момент Юрий Петрович Спрынов имел заслуженный авторитет талантливого травматолога, который может поставить на ноги самого сложного пациента.

«Эх, проколоть бы Гаврилова этим чудодейственным пенициллином», – мысли доктора метнулись к циркулирующим во врачебной среде слухам о новом чудесном препарате, на корню убивающем все инфекции.

– Куда ты несёсси, оглоед! Не видишь – вымыто?! – уборщица, выскочившая из ниоткуда, несмотря на то, что была на две головы ниже и наверное вполовину легче доктора, чуть не впечатала его в стену.

– Здрасте, я вообще-то доктор. Меня Николай Константинович ждёт.

– И чаво, ноги грязнюши, дохтур. На вот веник, обшоркай, – чуть смягчилась грозная защитница чистоты.

Обметав валенки веником сомнительной чистоты, Юрий Петрович был пропущен в административное крыло больницы.

– Добрый день, Николай Константинович, вызывали? Здраствуйте, – коротко поздоровался доктор с главврачом и с молодым человеком в военной форме, оказавшимся в кабинете.

– Ну не вызывал, а пригласил, слава богу, не царские времена, – Николай Константинович посмотрел на гостя, как будто ждал от него подтверждения: да, мол, времена и впрямь не царские.

«Чего это он?» – удивился Спрынов.

– Познакомьтесь, Юрий Петрович, это лейтенант Иванов Сергей Александрович.

Оказывается, тело помнило Гражданскую лучше, чем сам доктор.

– Спрынов Юрий Петрович! – чётко, по-военному произнёс высокий доктор, вытягиваясь по стойке смирно.

– Воевали? – спросил военный, протягивая руку.

– Да пришлось, знаете ли. С 17-го по 22-й с винтовкой не расставался.

«Какая крепкая ладонь», – профессионально отметил доктор, пожимая протянутую руку.

– Хотя вру, последний год всё больше обязанности фельдшера выполнял. А сейчас что, опять под ружьё? Если необходимо, я, конечно, готов, всё-таки коммунист с января 1918 года.

– Товарищ Спрынов очень ответственный человек и прекрасный врач, – ввернул Николай Константинович.

– Вот как врач он нам и нужен. Но, Николай Константинович, может, лучше вы введёте в курс дела, я ведь всего лишь сопровождающий и, признаться, деталей не знаю.

– Вы правы, Сергей Александрович, лучше я сам.

Николай Константинович встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету, протирая линзы очков.

«Волнуется», – понял Спрынов, знавший о привычке главврача ходить по кабинету во время важных разговоров. «Лампы с зеленым абажуром не хватает», – вдруг не к месту подумал он.

– Юра, что ты знаешь о Карле Густовиче Эмихе?

Юрий напрягся, пытаясь вспомнить; необычное имя было знакомо, совсем недавно он слышал о докторе Эмихе, но вот по какому поводу – совершенно вылетело из головы, занятой мыслями о голени Гаврилова.

– Пенициллин, Юра.

Теперь он вспомнил: конечно же, пенициллин. Синтезировала лекарство группа доктора Ермольевой, но говорили, что именно доктор Эмих первым в Советском Союзе обратил внимание на пенициллин.

– Так вот, Юра, мне позвонил сам Николай Нилович Бурденко по просьбе Алексея Николаевича Баха... – Николай Константинович сделал паузу, чтобы Юра до конца оценил, какие фигуры, ферзи научного мира обратились к нему, скромному главврачу провинциальной больницы.

Юра осознал и проникся, по крайней мере внешне это выглядело именно так.

– Так вот, доктору Эмиху для консультации нужен хороший врач-травматолог, специализирующийся на переломах, – Николай Константинович хотел опять многозначительно помолчать, но не успел.

– Ясно. Когда ехать?

– Сейчас, – неожиданно ответил лейтенант.

– Надолго?

– Николай Нилович сказал мне… – Николай Константинович снова сделал паузу, подчёркивая весомость источника информации, – на пару дней, максимум на неделю.

– Николай Константинович, а больные, а Гаврилов?

– Ты же сам говорил, что твой зам Антонов – способный молодой человек, уж на неделю-то заменит тебя. Юра, это очень важно для нашей больницы.

– И для всей Красной Армии, Юрий Петрович, – неожиданно добавил гость.

Доктора посмотрели на лейтенанта и переглянулись.

– Для всей Красной Армии, Юра!

Уже через пару часов, успев переделать кучу дел, которым в других обстоятельствах можно было бы посвятить целый день, доктор Спрынов вместе с лейтенантом уже мчался по военному аэродрому к ожидающему их самолёту. Разумеется, так быстро управиться им удалось благодаря наличию у Сергея автомобиля.

Автомобиль был старый, в нём было холодно, ужасно пахло бензином и, в довершение, какая-то деталь (змеевик, по словам лейтенанта) издавала неприятный скрип, который просто вгрызался в мозг. Но всё-таки он ехал и даже вёз двоих пассажиров.

Лейтенант оказался своим в доску кампанейским парнем и сразу, как только они вышли из кабинета главврача, предложил перейти на «ты». Так что через два часа в машине сидели уже закадычные друзья, и доктор пытался сдерживать любопытство и не закидывать сидящего за рулём Сергея вопросами по поводу техники, мелькающей за окном.

Впрочем, аэродром они проскочили быстро, и потрёпанный жизнью Форд-А остановился у новенького серебристого самолёта, явно пассажирского, с семью квадратными иллюминаторами и двумя мощными моторами на крыльях.

– Где вас носит?! Мы уже полчаса как улететь должны! – навстречу автомобилю кинулся коренастый лётчик, потрясая кулаками.