Евгений Сурмин - Красный Жук

В итоге председатель ненадолго выделил им каморку, где с трудом уместились дубовый, ещё дореволюционный стол, два грубо сколоченных табурета да подпёртый кирпичом колченогий шкаф, заваленный старыми бумагами. Туда через каких-то полчаса неулыбчивая сотрудница архива и принесла им серую картонку с делом гражданки Некрасовой А.С.

Дождавшись, когда сотрудница выйдет, Командир открыл дело и практически сразу удивлённо присвистнул.

– Чего там?

– Ну и знакомые у вас, Степан Ерофеевич!

– Виктор... – Щербин недовольно посмотрел на Командира, давая понять, что сейчас не время для шуток.

– 58.8 у неё.

– Да ты что!

– А я что? Написано так. Правда, через 44-ю пункт "в". Итогом, – не выпуская папку из рук, Командир быстро перелистал её в самый конец, – так... вот. 10 лет с конфискацией, Карагандинский ИТЛ.

– Да как же так-то, 58.8 это же совершение террористического акта. Давай, Виктор, читай, что там случилось-то?

Командир опять начал листать дело.

– Ерофеич, а ты знал, что у неё дочка есть?

– Нет.

– Некрасова Анна Кирилловна 1925 года рождения.

– Ясно, но тем более непонятно теперь.

– Вот, нашёл, результативная часть. Гражданка Некрасова А.С., проживающая по улице Красная дом... так, дальше, 12 марта 1940 года... так, ага, вот, тяжкий вред здоровью секретарю партийной организации городской столовой №2 Сокуру П.Н. Понял, Ерофеич? Секретарю, вот 58-я и нарисовалась.

– Мда, жалко повариху. Постой, как ты сказал фамилия?

– Сокур П.Н.

– Так это же начальничек её. Гнида. Довёл бабу.

Разделив содержимое папки на две примерно равные части, одну стопочку листов Командир протянул Пласту.

– Давай смотреть. Уверен, что-нибудь да нароем. А то через 10 лет, может, у тебя и зубов не останется, чтобы рыбу эту твою анжуйскую есть.

Не прошло и пары минут, как Пласт грохнул кулаком по столу:

– Вот суки.

– Чего там?

– Глянь, кто следователь по делу.

– Секундочку, я тут медсправку изучаю. Так... Ёпт, ещё один. Сокур А.Т., инициалы не совпадают, значит не брат, не отец, но вряд ли однофамилец. Родственничек, значит, прекрасно.

– Чего прекрасного-то?

– Как чего? Нельзя родственнику потерпевшего следователем по делу быть. Считай, повод требовать его пересмотра у нас уже есть. Дремучий ты человек, Степан Ерофеич, как будто в лесу жил.

– Позубоскаль мне тут, позубоскаль, – расплылся в улыбке Пласт. – А чего в справке интересного есть?

– Да написано, что она ему челюсть сломала тупым предметом и два зуба выбила. Я вот думаю, не тянет это на тяжкий вред-то.

– Ясно, зарубочку в голове сделаем и смотрим дальше.

– А по допросам что там?

– Да едрит её в коромысло, со всем соглашается. Да, ударила, да, умышляла. А вот почему ударила, молчит. А следак и не настаивает, то ли знает, то ли ему по одному месту.

Ещё через полчаса Командир оторвался от чтения и передал Щербину листок.

– Смотри-ка, какой интересный документ. И как они его пропустили?

– Как-как, каракули потому что, я вот тоже нихрена прочесть не могу, давай своими словами.

– Согласен, почерк у товарища участкового ещё тот, зато дотошный. Время написания протокола вот поставил до минутки.

– И?

– Протокол составлен 13 марта 1940 года в 01 час 19 минут. Ночи, прошу заметить, – Командир поднял вверх указательный палец.

– Виктор! Хорош выдрюкиваться!

– Выходит, Степан Ерофеевич, тюкнула она его ночью, глубокой ночью и никак не на работе. Я посмотрел адрес совершения преступления и нисколько не удивился: улица Красная, дом 12, комната 21. То есть по адресу проживания Некрасовой. И да, участковый не поленился, записал орудие преступления. Сковорода чугунная.

– Это чего ж выходит-то?

– Очень похоже, что этот Сокур припёрся к ней домой ночью или поздно вечером. Она его впустила, начальник всё же. Вполне вероятно, нажрался у неё и начал с кулаками лезть или там под юбку, она и не выдержала, отмахнулась сковородкой. Гнида, говоришь?

– Гнида.

– Вот. Надо бы с этим участковым поговорить, выходит, он первым там оказался, может, живёт неподалёку.

– Поговорим. Ты скажи, как думаешь, хватит этого, чтоб её вытащить?

– Не знаю, тут многое от суда зависит. Узнать бы, что он такого сделал, что она его огрела.

– И что делать будем, Командир?

– Что делать? А вот что. Развалить дело легче всего другим делом, против инициаторов. А кто они у нас?

– Сокуры?

– Точно. Так что идём сейчас к Фёдору Ивановичу и с ним в обком. Будем требовать пересмотра дела и замены 58-й на бытовуху. А потом займёмся этими субчиками. Уверен, что-нибудь да накопаем.

Алексей Тимофеевич Сокур вздрогнул от резкой трели телефонного звонка. Раздражающий аппарат давно пора было заменить, да не доходили руки.

– Алло, Сокур слушает.

– Алексей Тимофеевич, доброго вам здоровьичка, это Ирина, землячка ваша с Кардашинки.

– Да, я тебя сразу узнал, – приврал Сокур. – Что-то случилось?

Ирина Богданова была односельчанкой Алексея, а вернее сказать, его отца Тимофея. Тимофей Николаевич Сокур осел в Петрозаводске почти сразу после гражданской на хозяйственной должности в ОГПУ. С украинской основательностью и хозяйственностью обосновавшись на новом месте, Сокур-старший перетащил в Карелию сына с племянником. Сын пошёл по юридической части, а племянник устроился в систему общепита. Убегая от голода 32–33 годов, в Петрозаводске поселились ещё несколько дальних родственников и односельчан.

– Да... Нет... Не знаю, Алексей Тимофеевич.

– Хорошо, просто расскажи, что случилось.

– Тут к нам в суд два человека пришли. В военной форме, важные, в орденах, Танечка говорит, проверяющие с самой Москвы прилетели. С Фёдором Ивановичем долго разговаривали.

– Ну и?..

– А потом Фёдор Иванович сказал дело им из архива показать.

– Что за дело?

– Вы вели, Алексей Тимофеевич, я как увидела на обложке, что вы следователь, так взяла у Тани, сказала «сама отнесу» и глянула одним глазком, там какая-то Некрасова.

– Ясно, Ирина. Ну, пусть смотрят, мало ли зачем им это. Может, эта Некрасова ещё что-то натворила.

Сердце забухало, и Сокур почувствовал, как предательски вспотели ладони. Сожительницу брата он помнил прекрасно и вменять ей политическую статью не собирался. Подумаешь, подрались по-семейному, с кем не бывает. Конечно, сломать человеку челюсть сковородкой – это надо суметь, но зная тяжёлый характер брата, он даже сочувствовал этой Некрасовой. Умеющий произвести на начальство хорошее впечатление, с подчинёнными Пётр был жёсток как камень и даже хамоват, с замашками барина.

Конечно, судимость Некрасова получила бы в любом случае, но вполне могла отделаться принудительными работами. Увы, брат практически заставил раскрутить дело по 58-й статье. А начальство не стало заострять внимание на том, что Алексей в принципе не имеет права быть следователем в этом деле.