Иван Оченков - Стрелок-3 Митральезы Белого генерала. Часть вторая.

- И что за человек?

- Как вам сказать, - задумался доктор. – Может, помните, Александр Васильевич Суворов говаривал, что чиновника прослужившего по интендантству десять лет можно расстрелять без суда и следствия? Это вот как раз про таких как он.

- Сурово.

- Что поделаешь, граф Рымникский был скор на расправу.

- А что наш друг Недоманский, не играет больше?

- Какое там. Говорят, что до возвращения Скобелева у них каждый день понтировали. Теперь, конечно, этот клуб прикрыт, но, сами понимаете, если что-то делать категорически нельзя, но при этом очень хочется, то…

- Горбатого могила исправит, - усмехнулся прапорщик.

Пока они беседовали, на лице баронессы сменилась целая гамма чувств. Сначала она прислушалась вполне заинтересовано, потом ее хорошенькое личико слегка поскучнело, затем на нем просто появилось выражение досады.

- Господа, если позволите, я оставлю вас, - сказала она, поднимаясь со скамьи.

- Конечно-конечно, голубушка, - с готовностью позволил ей уйти Щербак. – Вы, верно, устали. Ступайте, отдохните.

- Если позволите, я вас провожу, - вызвался Будищев, но порыв его не был оценен.

- Не стоит, мне совсем не далеко, - холодно отказалась баронесса, - разве что Федор пусть доставит этот кувшин.

- Как прикажете, барышня, - с готовностью согласился Шматов. – Нам это пара пустяков.

- Она что обиделась? – недоуменно спросил Дмитрий ей вслед.

- Весьма вероятно, - отозвался доктор. – Люсия Александровна, как и всякая иная девица в ее возрасте, не слишком любит разговоры, предметом которых не является.

- Неужели? – искренне удивился моряк.

- А вы как думали! Да, она отнюдь не глупа и весьма целеустремлена, но при всем при этом всего лишь женщина и хочет внимания. Странно, конечно, что интерес привлекли именно вы, но тут уж ничего не поделаешь. Чужая душа – потемки, а уж если она еще и дамская…

- О чем вы, Александр Викторович, – поморщился Будищев, - в конце концов, кто она и кто я?

- В том то и дело, друг мой. Здесь в лагере множество блестящих и не очень кавалеров, имеющих чины, благородное происхождение и связи в обществе. С состоянием, правда, за редким исключением, дела обстоят не столь хорошо, но тем привлекательней в их глазах дочь придворного банкира. Любой из этих господ стал счастлив, если бы мадемуазель Штиглиц обратила на него хотя бы чуточку своего благосклонного внимания, но бедная девочка отчего-то смотрит только на вас. Какая ирония, не находите?

- Вы это серьезно?

- Нет, что вы! – рассердился Щербак. – Я на старости лет решил податься в скоморохи. Конечно, серьезно. Ведь я вижу, как у нее горят глаза, когда она слышит рассказы о ваших подвигах. Как она ждет вашего прихода. Как рада вашим презентам, наконец!

- Но я, кажется, не давал повода.

- В том-то и дело, черт бы вас побрал! Все господа офицеры смотрят на нее с немым обожанием во взоре, выражая им горячую готовность носить на руках, ну и, конечно же, распоряжаться богатым приданым. И только вы ведете себя так, будто вам нет до этого всего дела!

- Так оно и есть…

- Дмитрий, умоляю, не лгите мне. Я уже не молод, знаете ли, и кое-что в жизни повидал, так что мне совершенно очевидно, что она вам нравится.

- Ну не без этого, - признал прапорщик.

- Дмитрий Николаевич, голубчик, - с жаром продолжил доктор. – Я знаю, что, несмотря на грубоватые манеры, вы отнюдь не чужды благородства. Прошу вас, оставьте ее. Ведь вы погубите бедную девочку!

Дальнейший их разговор прервало возвращение заметно повеселевшего Федора. Хотя денщик остановился в почтительном отдалении от хозяина, было видно, что его уши напряженно ловят обрывки их разговора и прапорщик воспользовался моментом, чтобы откланяться.

- Ну, мы, пожалуй, пойдем.

- Всего хорошего.

В расположение морской батареи они возвращались молча. Будищев размышлял над словами Щербака, а Шматов просто шел позади него с довольным видом, как будто только что нашел на дороге червонец.

- Что ты лыбишься, как пришибленный? – обратил на него внимание Дмитрий.

- Я-то? Ничего! – загадочно улыбнулся парень.

- Колись, обормот!

- Да ничего не случилось, - продолжал упорствовать Федька. Однако надолго его не хватило, и он радостно поведал: - От Аннушки письмо получил!

- Только что?

- Нет, еще утром. Просто вспомнил вот.

- Поздравляю!

- Пишет что все хорошо и у нее и у Семки со Стешей, они просили тебе кланяться и госпожа Берг так же.

- Спасибо, - мрачно буркнул в ответ Будищев, очередной раз вспомнивший, что письмо Гесе так и валяется недописанным.

- Хорошая она женщина! – закончил свое повествование Шматов.

- Кто?

- Как кто? – искренне удивился парень. – Гедвига Генриховна, конечно, жена твоя! Даром что из образованных, а добрая и обходительная.

- Феденька, - даже остановился Дмитрий, от пришедшей ему в голову мысли, – а кому ты еще про мое семейное положение рассказал?

- Чаво? – перепросил денщик, не осознавший, о чем именно спрашивает его товарищ.

- Я говорю, - терпеливо продолжал прапорщик вкрадчивым голосом, - кому ты, конь педальный, говорил, что мы с Гесей сожительствуем?

- Дык никому вроде бы…

- А точнее?

- Барышня Штиглицова интересовались, - вынужден был признаться парень.

- Так-с! А вот с этого места поподробнее. Говори конкретно, что ты ей наплел?

- Ничего я ей не наплел. Я все по совести рассказал, что живете в Гедвигой Генриховной ровно муж и жена! – возмущенно отвечал Шматов, потом немного подумал и добавил: - Хоть и не венчаны…

- Понятно.

- Чего тебе понятно, Граф? – обижено забубнил Федор. – Гедвига Генриховна она хорошая, любит тебя опять же. Ждет. Хозяйство у вас, мастерские. Вернешься, обвенчаетесь и будете жить как люди. Там глядишь, и детишки пойдут…

- А ты, значит, в крестные метишь? – хмыкнул прапорщик.

- А чего? Позовете, так и не откажусь!

- Вот только на хрена ты все это баронессе натрепал?

- А чего она на тебя смотрит, будто голодный на кусок сала! Нет, она тоже барышня добрая и приданное за ей справное дадут, только не пара она тебе.

- А не пошли бы вы все! – задумчиво заметил Будищев, которому только что доктор Щербак сказал почти тоже самое.

В самом деле, какого черта все кому не лень лезут в его личную жизнь? Тут может убьют завтра… С другой стороны, его действительно ждет в Петербурге Геся, с которой они через многое прошли. Войну, гибель друзей, долгую разлуку. Разборки с террористами. Он попытался вызвать в памяти ее образ, но почему-то не получалось. В памяти мелькали модные наряды, шляпки с вуалями и без, но вместо лица возникало почему-то мутное пятно. Потом в воображении появился госпиталь в Болгарии, где она служила. Там лечились после ранения Федька и Алексей Лиховцев, да и ему пришлось поваляться после одного дела… Вот она принесла ему собственноручно сшитую форму. На ней строгое коричневое платье, когда-то ослепительно белый, а ставший потом почти серым от бесконечных стирок передник, косынка с красным крестом и лицо … Люсии Штиглиц.