Дмитрий Лифановский - Проект Ковчег

Петру снилось, что он прыгает с парашютной вышки в Парке пионеров родного Тамбова, а внизу стоит Лидочка и машет ему рукой:

- Петька, давай быстрей, нас уже ребята заждались, мы же в «Модерн» собирались на «Истрбители». Сам всех взбаламутил: «Такой фильм! Вы должны его посмотреть обязательно!», - а сам ерундой занимаешься. Пойдем скорее, ты не напрыгался что ли в своей летной школе?

- Лидочка, я быстро! Я уже лечу к тебе! Смотри, раз и все! – но парашют не хотел опускаться, он то резко поднимался вверх, то опускался вниз, а еще почему-то от этих толчков вдруг заболели нога и голова, а потом еще и начало тошнить. Петр пытался дергать стропы, что бы парашют наконец-то опустился вниз, но руки не слушались, наливаясь тяжестью. А Лидочка все звала его, махая рукой, но он почему-то уже был не в парке, а ехал на поезде в Гомель, радуясь с таким трудом, не смотря на отличные результаты учебы, выбитому назначению не в ГВФ[i], а в бомбардировочный полк. Майор и капитан, едущие с ним в одном купе к месту службы в Брест, обсуждали, будет ли война, и если будет то когда. Петр в обсуждении участия не принимал, младшему лейтенанту не пристало высказывать свою точку зрения в присутствии старших командиров. Да и смысла в этом споре он не видел, ведь только вчера прочитал в газете, что войны не будет, а слухи о ней лишены всяческой почвы.[ii] Ну а если вдруг Германия все-таки нападет на Советский Союз, ей же хуже будет, потому что у нас самая сильная Рабоче Крестьянская Красная Армия, авиация и флот. Получат по зубам германцы, как япошки на Халхин-Голе. А капитан с майором все спорили, повышая голос, пока майор вдруг дико не заорал, почему-то голосом старшего лейтенанта Ларина:

- Горим, всем покинуть машину!

А в окно купе, стремительно увеличиваясь в размерах, несся Мессер, строча из пулемета. Пули, разбив, окно рвали тела майора и капитана, а Петр видел перед собой молодое, смеющееся лицо немецкого пилота. Петру хотелось закричать ему:

- Зачем, что ты делаешь, у нас же мир! – но голос не слушался, тогда он попытался схватить со столика стакан с чаем и бросить в ненавистное лицо немца, но руки тоже не слушались. Петр в бессилии скрипел зубами и пытался сделать хоть что-нибудь, но у него ничего не получалось, все тело было, как ватное. А немец все стрелял и стрелял, а потом вдруг выпрыгнул из самолета и, навалившись на Петра, зашептал:

- Тихо, тихо, тихо! Ну, что ты разбушевался. Сейчас опять кровотечение откроется. Успокойся.

- Отпусти, гад! Отпусти! Убью! – бился под немцем Петр, слабея.

- Отпущу, отпущу. Ты только успокойся, нельзя тебе шевелиться.

А Петру уже казалось, что немца нет, а рядом с ним сидит мама и, поглаживая его по руке, приговаривает:

- Успокоился? Ну, вот и хорошо, вот и славно. Развоевался тут, воин. Навоюешься еще, успеешь. А пока лежи, нельзя тебе напрягаться.

Сквозь мутную пелену в глазах Петр пытался разглядеть такое родное мамино лицо. Муть потихоньку спадала, но вместо мамы он увидел совсем юного паренька в странной пятнистой одежде, склонившегося над ним.

Закончив с раненым, Сашка ликвидировал последствия аврального спасения летчика. Закинул в стиралку его грязный комбез и гимнастерку, предварительно отцепив с петлиц кубари. Убрал на склад Элерон. Вымыл и свернул носилки. Пока он занимался делами, капельница закончилась, Сашка вытащил иглу и отвязал руку раненого летчика. Когда порядок был наведен, пришла пора заняться воплощением в жизнь плана, который он до этого набросал для себя.

Сашка направился в кабинет Терещенко. Надо было просмотреть документы, хранящиеся там, на предмет подсказок его дальнейших действий. Все пароли доступа базы капитан Анастасиади перед смертью Сашке передал, так что с входом в комп проблем не возникло. Упав в широкое удобное кресло начальника базы, Сашка включил компьютер и огляделся. Он даже близко не мог предположить, что когда-нибудь окажется на этом месте. Терещенко всегда казался ему непоколебимой глыбой, фундаментом их небольшого коллектива. И вот ничего этого нет, ни Игоря Викторовича, ни ребят, только пустые коридоры и помещения, неясные перспективы и раненный на руках, который неизвестно выживет или нет. А там наверху война, та самая великая и легендарная, про которую он пересмотрел десятки фильмов, которую они не раз обсуждали с ребятами во время нечастых посиделок. Да, они проговаривали между собой, что необходимо будет предпринять, окажись они именно в этом времени. Но их выводы базировались на том, что они попадут сюда все вместе. Тогда Терещенко бы вышел на связь со Сталиным, и они бы вместе с ним решили, каким образом лучше использовать базу. То, что генерал-лейтенант найдет способ связаться с советским вождем, подразумевалось само собой. Другие варианты даже как-то и не рассматривались.

Комп загрузился. Первым делом Сашка вывел в угол монитора сигнал с камеры видеонаблюдения в санчасти. Когда летчик придет в себя, лучше будет находиться рядом, чтобы он не натворил дел, напридумав себе неизвестно что. Пока все было нормально, раненый лежал спокойно. Сашка стал просматривать файлы на компе. Отчеты, отчеты, отчеты. Расход ГСМ, расход продуктов, морально-психологическое состояние коллектива. Заявки, рапорты. А это материалы по «Ковчегу». Сколько же всего тянул на себе Терещенко. А ведь при этом он еще успевал заниматься Сашкиной учебой, вникнуть в проблемы каждого обитателя базы. А вот еще и какие-то научные материалы. Значит и науку Игорь Викторович не забрасывал. А вот того, что сейчас было необходимо Сашке, как раз и не было. Вполне возможно, что генерал-лейтенант и не заморачивался такими вещами, оставив планирование на момент, когда будет понятно, в каком времени они оказались. Правда, были еще файлы, защищенные персональным паролем, но вряд ли генерал так хранил бы в принципе не очень важную информацию, скорее всего там были какие-то личные данные. Оставалась еще надежда, что можно будет что-то найти на компе Лизина, все-таки он был замом Терещенко и тот мог передать ему какую-то информацию. Надо будет проверить.

Изучая файлы, Сашка не забывал поглядывать на изображение с камеры наблюдения, поэтому, увидев, что раненый зашевелился, парень бегом бросился в санчасть. Петр метался в бреду, то поминая какую-то Лидочку, то, ругаясь матом, кричал что-то про мир. Сашка, испугавшись, что летчик может себе навредить навалился на него, пытаясь успокоить. Раненый сначала сопротивлялся, а потом, устав, стал затихать. Александр отпустил летчика и вгляделся в его лицо, в надежде определить состояние раненого, как тот вдруг открыл глаза:

- Ты кто?! Где я?! – внезапно его брови удивленно взметнулись, в глазах промелькнула злоба, - Золотопогонник! Я в плену?