Комбат Найтов - Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист [сборник litres]

– Ну, и что «в-четвертых»?

– Мне показалось, что я расстроила тебя, и мне очень не понравилось то замечание, которое ты сделал: «Пока не знаю, но на это необходимо обратить внимание, иначе можем провалиться». Ты знаешь, это прозвучало как приговор. Мне хотелось успокоить тебя, а получилось так, как получилось. Извини.

– Прекрати реветь. Все в порядке, нас еще могут вытащить из домика в столовую и начать поздравлять. Судя по всему, так и будет.

– Я сейчас не смогу, меня всю трясет.

– Выход один: погасить свет и лечь в постель. В этом случае нас вряд ли потревожат. С заплаканным лицом идти в столовую не стоит.

Пару секунд подумав, Карин решительно погасила свет.

– Вот об этом я и не подумала!

– Ты о чем?

– О заплаканных глазах!

Тут зазвонил телефон, Вольфганг снял трубку:

– Фон Вольфи, здесь.

– Командир, мы ждем вас…

– Идиоты! – ответил Вольфи и повесил трубку. Сдавленный смех Карин, она села на кровать и просто давилась от смеха, прикрыв рот рукой, представляя себе сцену в столовой. Вольфганг обнял ее. Она еще раз всхлипнула и спросила:

– Ты больше не сердишься на меня?

Ну что было ответить человеку!

Он позвонил в штаб гауптману Хойзе, но дежурный сказал, что того в штабе нет, он в полковом казино.

– Передайте дежурному по связи, что со мной соединять только по тревоге и Берлин.

– Яволь, герр гауптман.

Вольфи пошел в «дальний» душ, и когда вернулся, Карин сидела в постели и читала «Навигацию».

– До чего дошла? – спросил он о книге, но получил совершенно другой ответ:

– До опасности строить замки на песке. В любой момент злая королева может рассчитать свой курс, прилететь сюда и разрушить его, украв принца или принцессу из него.

Она положила книгу на прикроватную тумбочку и потянула за веревочку выключателя ночной лампочки, встроенной в спинку кровати. Вольфи увидел на своей тумбочке два бокала с пивом, поднял поднос и перенес его на кухню. До утра пиво испортится. Он присел за стол, достал сигарету, закурил и пригубил темный напиток. «Семейная жизнь» в первый же день дала огромную трещину, которую, скорее всего, уже не залатаешь. Карин поняла, что всё, что их окружает, враждебно отнеслось к ее чувствам. Рыцарь на белом коне стал еще более уязвим, крепость построить невозможно. А за семейными отношениями скрыта еще одна опасность: дети. Вся мораль рейха построена так, что замужняя женщина без детей – нонсенс. Тут же начнутся подколы и неуместные вопросы о здоровье. И ей стало понятно, что ее детская мечта найти человека, близкого ей по духу, и товарища по борьбе, и жить с ним долго и счастливо, пока смерть не разлучит их, оказалась неосуществима. Что придется создавать впечатление, делать вид и ни в коем случае не давать волю чувствам. Они смертельно опасны. В общем, как и говорил сегодня ее отец, чем дольше вы пробудете женихом и невестой, тем лучше для дела. Кончится война, а там и будете решать, что есть что и кто есть кто на этом свете. Не стоит лететь на огонь чувств, как ночная бабочка. Крылышки припалишь мгновенно.

Появилась Карин в своей пижамке и села рядом, прижавшись к нему боком и взяв под руку. Вторую руку протянула к бокалу с пивом. Пригубила его, сморщилась от терпкого горьковатого вкуса и поставила на место. Вольфи передал ей кусочек вяленого мяса.

– Да, вот так вкусно.

– Человечество давно поняло это! – он аккуратно поцеловал ее в щеку. – Расстроилась?

Карин покивала.

– Я тоже. Всему этому придется учиться заново, и я буду очень доволен, если наши чувства помогут нам перестроить нашу жизнь без особых испытаний. Если хочешь, можем одеться и пойти в казино.

– Нет, только не это, не хочу никого из них видеть. Хочу быть рядом с тобой, а ты ушел.

Вольфи поднялся, погасил сигарету, поднял на руки существо в пижаме и понес в спальню. Еще Александр Македонский нашел решение, как поступать с тугим узлом противоречий и сомнений: не можешь распутать – разруби.

Через два дня пришел приказ об отпуске и разрешение на вылеты в Швецию для самого Вольфи, без временных ограничений. За это время удалось встретиться и переговорить с будущим тестем. Отто давно работал в институте и занимал должность начальника лаборатории масспектрографирования. Через него в окончательном виде проходило большинство снимков пузырьковых камер, по которым вычислялись величины атомных весов осколков и массовые числа элементов. Он работал в институте давно и знал там всех, в отличие от Карин, которая еще толком и не устроилась никуда. О создании новой лаборатории Гана Отто слышал, но основные работы Ган проводил в Берлине и Гамбурге. Из-за угрозы бомбежек гамбургская часть его лаборатории будет переведена в Грайфсвальд. Распоряжение подготовить для Гана помещения уже поступило, но пока ни одного прибора и ни одного специалиста из Гамбурга не приехало. Бомбежек Гамбурга пока не было.

– Есть возможность с кем-нибудь оттуда, я имею в виду всю лабораторию, проконтактировать? И что это за взрывчатка?

– Это, собственно, не взрывчатка в обычном понимании этого слова. Это разветвленная цепная реакция деления тяжелых ядер на легкие. Два года назад Отто Ган и Фриц Штрассман доказали, что при обстреле нейтронами ядра урана-235, так называемого урана-цет, открытого Ганом десять лет назад, уран делится на две части, которые не являются более ураном. Это барий и криптон. При этом из ядра выделяются два или более новых нейтрона, до восьми, которые могут быть использованы для продолжения реакции деления. За очень короткое время, порядка трех – шести микросекунд, такому делению могут быть подвергнуты до сорока килограммов урана. Если взорвать всего один килограмм, то он выделит энергии эквивалентно двадцати тысяч тонн тринитротолуола.

– А что такое уран-235?

– Продукт естественного распада протактиния Pa.235 при бета-распаде. А чего ты у меня это спрашиваешь? Расспроси Карин, она учится на теоретической физике. Это ее специальность! Но тут есть очень интересный момент! Этого урана крайне мало в природе, и он всегда находится в смеси с другим ураном, двести тридцать восьмым, который так не делится. Поглощает нейтрон без деления. Урана-235 в природе всего меньше одного процента от всего урана. Все остальное – не делится. Делятся только элементы с нечетным атомным весом. Остальные считаются пороговыми. Лабораторию по разделению урана создают в Куммельсдорфе, это на юге Берлина. А руководит этим доктор Дибнер. С ним встречаться бессмысленно, он – нацист, его прочат в министры боеприпасов рейха, там же работает Гейзенберг. Это ученый, большой ученый. Можно попробовать с ним поговорить, но он такой, как бы сказать, чистый теоретик. Он в экспериментальной части плавает. Здесь можно будет опять-таки Карин задействовать. Она в свое время говорила, что фон Лауэ ей благоволил, считал ее очень толковой и способной девочкой, именно в части экспериментальной физики. В общем, подумать надо, как это все нам устроить. А где Карин?