Комбат Найтов - Чекист: В небе только девушки! И… я. Мы взлетали, как утки… Чекист [сборник litres]

– На хрен ты его притащила, Петровна? Опять по свалкам лазила?

– Ну да. Чего добру пропадать.

– И для чего он тебе?

– Отработать дозаправку в воздухе и отбомбиться по заводам «Гном и Роне» в Париже.

– А что так ты на них так взъелась?

– Помните «гиганты», которые окруженным немцам в Таврии жратву возили?

– Ну да…

– А двигатели для них собирают на улице Gennevilliers. Двенадцать гигантских цехов. Это – летающий танкер.

– Ну, так танкер защищать надо, а вооружение у него никакое.

– «Метлу» поставлю сопровождать.

– Ну, давай посмотрим.

Байстрюков взлетел на Ер-2, поставил его на автопилот, а я подлетел, зацепил шланг, и меня дозаправили. Немного непривычно, я больше к «воронкам» привык. Но работает. Но Лосюков приемку так и не подписал. Уперся, что сильно дорогая машина, пришлось звонить Сталину, что программу дозаправки в воздухе срывают из-за бюрократизма. Переоборудовали три Ме-1п под дозаправку в воздухе. И я сам полетел прикрывать на Ер-2, а Тамара и еще две «метлы» навестили Париж, преодолев 4800 километров и дозаправившись в воздухе на высоте 12 000 метров в районе Львова. Вся Европа наша! Совинформбюро объявило об этом успехе нашей авиации.

Когда я приземлился, мне сразу сказали, что несколько раз звонил Сталин по ВЧ, несмотря на то что я находился не в Воронеже, а в Прилуках, где базировался 1-й Гвардейский ОРБАП. Тамара, она сейчас командовала полком, передала приказ Сталина немедленно связаться с ним. Пришлось перелететь в Полтаву, там был ВЧ, позвонил.

– Товарищ Сталин, система дозаправки в условиях ночи и высоты 12 000 работает в истребительном варианте.

– Это хорошо, товарищ Метлицкая, Но вы лично проявили совершенно ненужное усердие и лично сопровождали танкер. Пачему ви так легкомысленно паступаете? Вам орденов не хватает?

– У меня их с избытком, но считаю, что инженер обязан стоять под мостом, который он сделал. Все прошло успешно, я наблюдала, как справляются летчики, на что стоит обратить внимание на тренировках. Считаю этот полет и нужным, и полезным. Но, товарищ Сталин, этот самолет Ер-2 не годится для тех целей, которые вы определили. Требуется совершенно другая машина. На этой мы отработали саму систему перекачки топлива, и на этом – стоп. Я разговаривала с Ивченко, он работает над пусковыми двигателями для проекта, тот сказал, что в СТО-103 в Омске разрабатывается машина инженером Бартини, которая позволит решить проблему передачи большого объема топлива. Я искала это предприятие в справочниках, которые есть у меня, но его не обнаружила. Вполне вероятно, что это предприятие НКВД, к которым я доступа не имею.

Последовало короткое молчание, затем Сталин сказал:

– Да, это предприятие комиссариата внутренних дел. Я поинтересуюсь возможностью его привлечения к проекту.

Бартини привезли через неделю «автозаком», освободить его не освободили, просто перевели в Воронеж. Здесь тоже есть тюрьма. Он не сильно доволен, так как «там» остались его бумаги и чертежи. Само СТО находилось отдельно от тюрьмы, из которой его доставили.

– Кто там может помочь, не из заключенных?

– Пороховщиков, – говорит Роберто Людвигович с сильным акцентом, но понятно. Я записал фамилию довольно известного конструктора.

– Как вы устроились?

– Пока – не очень, и статья у меня – 58-я, поэтому могут быть проблемы.

– Я попробую оказать помощь.

– Не стоит, вы – женщина, этого могут не понять. Там другие законы, товарищ генерал.

– Тем не менее я постараюсь открыть здесь филиал Воронежской тюрьмы. Думаю, что мне это удастся.

– Не преувеличивайте своей значимости. Как говорят русские: от сумы и от тюрьмы не зарекайся.

– Хорошо, вы можете считать так, как вам заблагорассудится. Мы с вами занимались примерно одной тематикой: вы доводили до серии проект «103в», я – проект «103у», оба проекта в серии. Ваш – в массовой, мой – в мелкой. Теперь перед нами стоит задача создать машину, способную передать десять-двенадцать тонн топлива на расстоянии пять тысяч километров и вернуться.

– Передать кому и как? С приводнением или посадкой?

– Нет, в воздухе, на высоте не ниже двенадцати-тринадцати тысяч и на скорости 600–700 км/час.

– Это невозможно!

– Вы регулярно слушаете Совинформбюро?

– Да, это входит в распорядок дня.

– Неделю назад вас ничего не удивило?

– Было странное сообщение, что наши что-то разбомбили в Париже.

– Вот фотоснимки удара, – я протянул ему фотографии.

– Очень кучно положили, и пожар хороший. С горизонтального полета так отбомбиться большая сложность.

– Бомбили с пикирования, Роберто Людвигович. Бывшие «103у». Теперь это Ме-1п. Вот они, – я передал фотографии «метел» в полете.

– На вид почти точная копия Ту-2, но другие двигатели, тоньше крыло, прилив у кабины пилотов. Но Ту-2 пикировать практически не может.

– Это – Ме-1п.

– «Мессершмитт»?

– Нет. Метлицкая и Путилов.

– Вы – конструктор?

– В некотором роде, но вы не ответили на вопрос, почему вам показалось странным это сообщение?

– Сейчас мне это сообщение кажется еще более странным: долететь до Парижа и вернуться сейчас может только Ер-2, бывший мой «Сталь-7».

– Тем не менее долететь до Парижа и Лондона может моя машина, но с помощью вашей.

Он заметно отстал от тематики, хорошо знает только ситуацию у Туполева и Швецова. Остальное им, заключенным СТО, не доводили. Сразу ухватился за М-108, но я остановил его.

– Во-первых, мы готовим самолет мирного времени, а не военную скороспелку, во-вторых, пока у М-108 сильно ограничен ресурс, всего шестьдесят часов. Это больше, чем у серийного, но недостаточно для мирной эксплуатации. Требуется в десять-пятнадцать раз увеличить ресурс, и пока это невозможно, двигатель критичен по всем параметрам. Это не его беда, все двигатели такой мощности живут недолго. Здесь требуется большая работа химиков и металлургов. Поэтому за основу мы берем четыре двигателя АМ-38ФНТК, с ресурсом в двести часов, но ориентируемся, что в ближайшее время мы их заменим разработками Ивченко или Кузнецова.

– Я обоих не знаю. И что это за машины?

– Турбовинтовые двигатели. И еще один вариант – двигатели Люльки. Но все это впереди, машина должна полететь раньше. Еще один момент, Роберто Людвигович! Наше опытное производство имеет самый высокий уровень допуска. Его необходимо заполнить. Но после этого мы не подлежим обычному правосудию, только через закрытые совещания института Специального судебного присутствия Верховного суда СССР. Имеете полное право отказаться.

– Имею, давайте вашу бумагу.

Я позвонил начальнику СМЕРШа, и, в его присутствии, Бартини подписал форму. После этого оформили его на работу в КБ. Затем с этой бумажкой я съездил в Воронежский централ, и там подписал необходимые бумаги для его расконвоирования и по переводу в закрытое режимное предприятие завод № 18.