Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

– Не беспокойтесь, – захихикал Кригер, – я изобрел уникальный раствор, он отлично стимулирует иммунную систему и внутренние силы организма. Внутри меня пылает доменная печь. Вот, полюбуйтесь.

Доктор нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и сжал. Из кулака потекла вода, словно внутри находился не снежок, а мешочек с брынзой.

– Ну как? – спросил он, вытирая мокрую руку о халат, а другой поправляя сползшие на нос очки.

– Впечатляет. Но я не пью этот чудесный эликсир, поэтому давайте все-таки пройдем под крышу.

– Да-да, конечно! – Кригер энергично закивал, опять странно хихикая, и первым потрусил к входу в здание.

Я проследовал за ним и вскоре оказался в просторном светлом зале с четырьмя широкими окнами. Из него в обе стороны уходили длинные коридоры с рядами однотипных дверей. В коридорах бурлила жизнь: сотрудники в белых халатах то и дело сновали из кабинета в кабинет. Одни прижимали к груди кипы бумаг, другие несли в руках коробчатые штативы с заполненными разноцветными жидкостями пробирками. И если первые скрывались в неохраняемых помещениях, то вторые исчезали за дверями с дежурящими возле них вооруженными солдатами.

Кригер повел меня по левому коридору. Редкие в этом крыле часовые вытягивались еще сильнее, когда мы проходили мимо них, провожали поворотом головы, а потом снова застывали, как сфинксы. Попадающиеся навстречу коллеги Кригера приветствовали нас, вскидывая руку с криком «Хайль!».

Через пару минут коротышка привел меня к лифту. Спуск длился недолго. За это время за стенами кабины прозвучало три приглушенных щелчка, из чего я сделал вывод, что мы оказались на третьем этаже ниже уровня земли. Доктор толкнул вбок сетку ограждения, первым ступил на серый бетонный пол и повел меня к овальной гермодвери в конце коридора.

Не знаю, что вызвало приступ: ослепительный свет люминесцентных ламп на потолке, холодная синева покрашенных масляной краской стен, висящие через равные промежутки плакаты геббельсовской пропаганды или звенящее эхо шагов, но в памяти вдруг отчетливо вспыхнула лаборатория Валленштайна. Еще без пулемета и бронированных стекол снаружи клеток.

Именно их отсутствие и спровоцировало трагедию. Вервольфу ничего не стоило оказаться на свободе и убить нескольких людей. Одного из лаборантов оборотень нанизал на разорванные прутья клетки, как на вилы. Другому взмахом могучей лапы распорол живот. Рядом двое жутко изуродованных охранников застыли в нелепых позах на полу, третий замер на коленях у стеклянного шкафа, с засунутой в разбитую дверцу головой. Окровавленные осколки лежали тут же кучкой драгоценных камней.

Закончив с теми, кто был ближе к нему, сутулый монстр со звериной мордой и гребнем выпирающих позвонков на спине медленно приближался ко мне на полусогнутых лапах, цокая изогнутыми серпом когтями. Из по-волчьи вытянутой пасти с двумя рядами косо загнутых клыков вырывалось зловонное дыхание, капала желтоватая слюна. Когтистые пальцы перетянутых мышечными буграми длинных рук с оглушительным скрежетом царапали пол, оставляя на нем глубокие борозды. Желтые глаза с круглыми зрачками, не мигая, следили за мной.

Я медленно отступал, чувствуя, как сознание зверя постепенно завладевает моим. Сзади раздались быстрые шаги.

В тварь, кувыркаясь, полетели гранаты, и кто-то резко дернул меня за шиворот. В следующий миг я оказался на полу, прижатый чьим-то телом. Послышались звонкие хлопки. По стенам дробно забарабанили осколки. Тело на мне несколько раз вздрогнуло, и почти сразу что-то ужалило меня в руку.

Я выждал с минуту, попробовал пошевелиться. Тело моего спасителя, им оказался еще один охранник, кулем упало на пол и уставилось в потолок потухшими глазами. Я встал, сначала на четвереньки, потом выпрямился в полный рост. В ушах звенело. В воздухе пахло кислятиной сгоревшей взрывчатки, плавали серые клубы дыма и пыли. Я дотронулся до ноющего плеча, почувствовал влагу и глянул на испачканные красным пальцы. Мне повезло: осколок прошел по касательной, порезал одежду и всего лишь глубоко рассек кожу. Я оторвал от халата широкую полосу ткани, перетянул руку выше раны. Осмотрелся, разгоняя здоровой рукой пылевую завесу.

Сквозь серый туман медленно проступали тела. Повсюду валялись оторванные конечности. Чья-то рука зацепилась скрюченными пальцами за разорванный пополам изогнутый прут и по капле сцеживала кровь в красную лужицу на полу.

Посреди побоища возвышался нашпигованный осколками монстр. Из раскрытой пасти на пол выпал язык, с него все еще стекала вязкая желтоватая слюна, от которой даже сквозь запах пироксилина и цементной пыли несносно воняло. Покрытая серой шерстью гора какое-то время лежала неподвижно, пока вдруг не начала быстро уменьшаться в размерах. Буквально за несколько секунд шерсть таинственным образом исчезла. Она не осыпалась, не сгорела в пахнущем серой пламени, а просто втянулась в кожу. Чудовищные лапы на глазах превратились в обыкновенные руки и ноги. Челюсти с треском ужались, принимая нормальный вид. Какое-то время из уже человеческого рта еще торчали ужасные клыки, но вот пропали и они, превратившись в обычные зубы. Последним трансформировался позвоночник. Он с хрустом выпрямился, втягивая в себя костяные гребни. Повисшая складками кожа стянулась, и я увидел труп заключенного с татуировкой номера на левой руке.

Еще одна вспышка памяти перенесла меня на улицы Берлина. Я с Фридрихом и каким-то парнем в защитном костюме оранжевого цвета и круглых очках, как у газосварщика, оказался внутри дымящихся развалин. На улице сотрудники зихерхайтсполицай вместе с автоматчиками сдерживали гомонящую толпу. Рычали двигателями танки, кроша лязгающими гусеницами кирпичные обломки.

Мы внимательно осматривали руины, с хрустом ступая по стразам разбитого стекла. Уцелевшие стены, остатки потолка и пол были сплошь в красных разводах и пятнах. Повсюду виднелись косые царапины по четыре в ряд. На полу валялись кучки окровавленных тряпок, в углу лежала сломанная детская кроватка. Рядом с ней застыла с поднятыми ногами однорукая кукла. Половина головы оторвана, второго глаза нет. Около изуродованной игрушки на боку лежал детский пароход с трехгранными пробоинами в борту. Под ними раздавленными ягодами алели крупные отпечатки с четкими следами папиллярных линий. В воздухе висел тошнотворный запах крови, его не мог перебить даже чад от тлеющего на раскуроченной кровати матраса. Ни трупов, ни фрагментов тел – ничего. Хотя нет, вроде вон из той кучи битого кирпича и штукатурки торчит чья-то седая от пыли рука с шестизначным номером на запястье.

Видения прошли так же внезапно, как и начались. Я снова оказался в звенящем от эха коридоре в двух метрах от цели. Кригер топал на полшага впереди и что-то рассказывал о фабрике и особенностях производства «изделий». Так он называл вервольфов.