Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

Жетон от ячейки, где хранились сданные при входе автоматы, Дитрих, по моему совету, сунул в карман солдата со вспоротым брюхом и донельзя изуродованным лицом. Я полагал, эта уловка на какое-то время собьет преследователей с толку. Хотелось думать, что после произошедшего никто за нами не побежит, но врага лучше переоценить, чем допустить непозволительную оплошность и поставить под удар операцию.

Я работал за себя и за того парня, вернее, за ту девушку. Марике стало плохо при виде «шалостей» оборотня и отвратительного запаха. Она прислонилась к стене и стояла там с позеленевшим лицом, с трудом сдерживая рвотные позывы, пока я брал для нее «шмайссер» и запасные боеприпасы.

Наконец тяжелое для всех испытание закончилось. Я велел Дитриху и его людям топать наверх, а сам взял Марику за руку и повел за собой, строго-настрого приказав не смотреть под ноги. Еще не хватало, чтобы она потеряла сознание, тут и без нее проблем выше головы.

Как я и предполагал, в фойе никого не оказалось. Выстрелы и рев вервольфа доносились откуда-то сверху. Не теряя времени, мы выбежали из здания и только расселись по машинам, как возле входа завизжали тормозами черный «майбах» и пара грузовых «опелей». Из кузовов высыпали двадцать автоматчиков и четверо солдат в противогазах. У последних на спине висел толстый баллон, от которого тянулся гофрированный шланг к железной трубе с перфорированным наконечником.

Огнеметчики в сопровождении групп из трех пехотинцев первыми скрылись в помещении. Чуть позже остальные солдаты забежали внутрь. Последним в здание гестапо вошел командир группы захвата: офицер с орлиным носом и низко надвинутой на глаза фуражкой.

Я живо представил, как солдаты осторожно поднимаются по лестницам, чутко улавливая каждый звук. Огнеметчики держат оружие наготове, на концах длинных стволов пляшет желтоватое пламя, огненные капли изредка падают на ступени и горят крохотными костерками. Пехотинцы крепче сжимают «шмайссеры» вспотевшими ладонями.

Тишина. Оборотень уже расправился со всеми и замер, услышав осторожные шаги. Его грудь высоко вздымается, влажные ноздри нервно вздрагивают, чуя посторонний запах. Вервольф делает шаг. Когти клацают по гранитной плитке пола, и в этот миг из-за угла с низким гудением вырывается огненная струя. А потом еще одна и еще.

Воздух мгновенно наполняется запахом паленой шерсти и горелого мяса. Трещат автоматы, звякают, ударяясь об пол, дымящиеся гильзы. Топот солдатских сапог перекрывают отрывистые команды офицера и громкие хлопки его «люгера».

Объятый пламенем зверь громко рычит, и в этом вопле отчетливо слышится крик ярости. Тварь не сдается. Огненный ком прыгает на обидчиков. Вот уже несколько из них вспыхивают факелами, падают на пол и катаются, закрыв лицо руками и воя от боли.

Шипящие струи пламени снова тянутся к оборотню, опять тявкают автоматы. Пули с глухим чмоканьем вонзаются в его тело, ударяют в стены, выбивая из них фонтанчики пыли и куски штукатурки, со звоном бьют стекла, расщепляют оконные рамы и двери, с визгом рикошетят от пола, находя себе новые жертвы или вонзаясь в потолок.

Зверь мечется среди охотников огненным элементалем. Каждое его прикосновение стоит жизни одного пехотинца, но и его силы тают. Получив еще одну порцию огня и свинца, вервольф падает на колени.

Внезапно наступает тишина. Ее нарушает лишь треск горящей шерсти да одинокий хлопок. Вскинув голову, оборотень бросает стекленеющий взгляд на худощавую фигуру офицера с дымящимся «люгером» в вытянутой руке и мертвым валится к ногам победителей.

Я тряхнул головой. Нарисованная воображением картинка была настолько реалистичной, словно я видел это воочию. Прекрасно! Для полного счастья не хватает еще и умом тронуться. Хотя в этом есть свои плюсы. Говорят, у психов жизнь намного ярче и разнообразнее, потому что они не в силах отличить вымысел от реальности.

Из окон здания донеслись автоматные очереди, низкое гудение бушующего огня и звериный рев. Я вздрогнул: события развивались точно по тому сценарию, что я недавно вообразил. Значит, либо я научился предвидеть будущее, либо просто обладаю незаурядной логикой. В любом случае, чем быстрее свалим отсюда, тем лучше.

Машина Дитриха первой вырулила на дорогу, обогнула мой «хорьх» и, ревя двигателем, рванула прочь от штаб-квартиры гестапо. Я врубил передачу, резко вывернул руль и помчался за ней вдогонку. Почти час наш мини-кортеж добирался до западных окраин Берлина. Вид пустынных улиц действовал угнетающе. Тело била мелкая дрожь, пальцы судорожно сжимали белый пластик руля. Странное дело, в гестапо так не колбасило, как сейчас. К чему бы это? Даже воюя на фабрике, я чувствовал себя иначе. Неужели я на правильном пути и скоро вернусь в родное время?

Впереди показалась скованная льдом река. Спустя три минуты за окнами замелькали наклонные балки полукруглых ферм моста. Машины быстро пересекли сверкающий серебром Хафель и снова оказались в лабиринте спящих берлинских пригородов. Еще четверть часа город держал нас в себе, а потом выплюнул на шоссе, где мы дали волю моторам.

Подсвеченный автомобильными фарами синий щит с белыми буквами GATOW выплыл из темноты. Впереди красными тюльпанами вспыхнули тормозные огни. Машина Дитриха вильнула и, дрифтуя на повороте, резко свернула влево. Я лихо повторил маневр, заставив Марику испуганно вскрикнуть, и вылетел на заскрипевший под колесами хорошо укатанный зимник.

За автомобилем Дитриха потянулся длинный шлейф снежной пыли. Клубящиеся в морозном воздухе белые тучи оседали на подогретом теплым воздухом лобовом стекле «хорь-ха», превращаясь в густую россыпь мельчайших капелек. Щетки дворников поскрипывали, мотаясь из стороны в сторону, но это мало чем помогало. Пришлось сбавить скорость и увеличить расстояние между машинами. Только после этого обзор стал лучше, и я наконец-то увидел сугробы по краям наезженной дороги.

Почти два километра мы катились по залитому лунным светом зимнему полю. Плывущие по небу облака иногда наползали на ночное светило, и тогда быстро растущая на горизонте стена леса исчезала во тьме. Когда луна в очередной раз вырвалась из плена, дорога нырнула в ельник и через пять минут привела к сетчатому забору с мотками спиралей Бруно поверху. За высокой оградой темнели холмы ангаров и коробки технических помещений.

Машины остановились возле пропускного пункта на военный аэродром. Рядом с дощатым домиком два на два метра торчал полосатый столб с белыми указателями, на которых чернели названия городов и цифры. Заостренные концы дощечек смотрели в разные стороны. Я случайно наткнулся взглядом на табличку с надписью Stalingrad 2216 km.