Артём Суханов - Вторжение

Безумец был быстрее. Нож должен был ударить инспектора куда-то в область сердца, но из-за панических дерганий Лазарова убийца промахнулся. Нож всего лишь скользнул по ребрам, причинив, однако, сильную боль инспектору.

- Сука! – заорал благим матом Лазаров, поднимая вверх свою «Сброю-Криминал», - аааа!

Безумца сбило на землю с первого выстрела. Не помня себя, Лазаров вскочил на ноги и выстрелил ещё четыре раза. Его руки дрожали, с близкого расстояния он умудрился попасть в сумашедшего только один раз. Видя, что псих не встаёт, Лазаров прислонился к стене стоящего рядом барака, слушая, как в соседних кварталах верещат свистки жандармов. «Всё-таки хоть кто-то этот город патрулирует», - подумал инспектор. – «Хорошо, что хоть кто-то».

Понимая, что уходить сейчас было бы неправильно, он остался дожидаться патруля, только теперь заметив, как начинает светать. Первые лучи солнца окрашивали привычную Лазарову реальность в непривычные для неё цвета. Лужи, грязь и перепачканная в этой грязи одежда Лазарова были красно-бурого цвета.

«Я один это вижу?» - подумал инспектор. – «Я тоже свихнулся?»

Он сам отдал пистолет в руки прибежавших патрульных и, представившись, максимально коротко рассказал, что произошло. Те, посовещавшись, настоятельно попросили инспектора Синода пройти с ними. Уныло кивнув, Лазаров двинулся с ними обратно к ратуше. Вместо удобной гостиничной кровати ему предстояло провести несколько часов в камере, да ещё и в одежде, перемазанной красной грязью. Но, по крайней мере, он не сошёл с ума. Шедший всё ночь дождь действительно был цвета артериальной крови.

- Нет, господин Бьорсон, я не могу ничего рассказать вам о причинах крушения моего корабля. Боюсь, что до соответствующего распоряжения военно-морского министерства Склавии данная информация строго секретна. Всё, что я могу сказать вам, так это то, что вооруженные силы Джирапозской Директории, равно как и Республиканская Армия Джирапозы, не имеют к гибели моего корабля ни малейшего отношения, - отчеканил капитан второго ранга Димитар Господинов.

Это был высокий худой человек за пятьдесят с болезненно бледным лицом в застегнутом на все пуговицы мундире Государственного Военно-Морского Флота. Под тонким сукном кителя были ясно видны многочисленные повязки, наложенные на переломанного офицера джирапозскими врачами. Его речь и движения были неестественно медленными и дергаными, как бывает после приема сильных обезболивающих. Не нужно было быть медиком, чтобы понимать: в сознании Господинова удерживают только сильные препараты и гордость морского офицера Склавии. И тем не менее, капитан был твёрд и суров, отвечая на все вопросы, как и подобает склавийскому офицеру. Ольга почувствовала гордость за соотечественника.

- Каковы условия вашего содержания в плену, капитан? - Снорри задал провокационный вопрос, не отрываясь от занесения предыдущего ответа в записную книжку.

- Я не нахожусь в плену, господин Бьорсон, - усмехнулся Господинов. - По крайней мере, так говорит генерал Романо, и у меня пока нет причин ему не доверять. Как только моё состояние станет лучше, меня переправят в посольство Склавии в Доррадо.

- Тогда каков ваш статус? - они со Снорри сидели в малом зале провинциального ресторана за длинным прямоугольным столом. По обе стороны от них - полковники, майоры, парочка генералов, огромный пузан с золотой цепью алькальда. Напротив - капитан Господинов и сам Романо. По мнению Ольги, - не самая лучшая обстановка для откровенного интервью, но Бьорсону было плевать. Он словно не замечал недовольных лиц офицеров Директории.

- Цветана, - прервал Бьорсон её мысли, - капитана Господинова крупным планом, пожалуйста.

Ольга вскинула камеру. Щёлк, щёлк!

- Жертва кораблекрушения, - хмыкнул Господинов, покосившись на сидевшего рядом Романо. Генерал невозмутимо нарезал тонкими пластами лежащий перед ним кусок мяса.

Ольга встала из-за стола и сделала несколько шагов назад. Щёлк! Ольга постаралась, чтобы воюющий с мясом Гаспар попал в кадр вместе с отвечающим на вопросы Господиновым.

- Капитан! - Димитар Господинов был явно измучен и разговаривал с трудом, но норжца это не останавливало. На морского офицера продолжали сыпаться вопросы из бьорсоновской записной книжки. - Кораблекрушение произошло вследствие природных факторов или нападения на вас третьих лиц?

- Увы, я не могу говорить об этом, господин Бьорсон. Мне запрещено.

- Это запрет генерала Романо? - сидящий рядом с Бьорсоном полковник подавился застрявшим в горле куском и с возмущением посмотрел на обнаглевшего писаку. Ольге тоже начало казаться, что Бьорсон перегибает. Лицо самого Романо было бесстрастно. Методично шевелиля челюстями, генерал отправляет в рот очередную порцию тонко нарезанного мяса.

- Нет, - Господинов покачал головой и болезненно сморщился. - Это запрет военно-морского министерства Склавии на разглашение военной тайны. Поскольку под определение военной тайны могут подпадать почти любые сведения о моём корабле, экипаже и оперативных задачах командования, я предпочитаю ничего не говорить о произошедшем до официального заявления министерства военно-морских дел Склавии.

- В Склавии уже знают, что произошло?

- Не могу знать, господин Бьорсон.

Лицо Господинова непередаваемо. Гримаса, в которой смешалась боль от ран, вежливая благожелательность и умело скрытое отвращение к надоедливому журналюге. Щелчок. Эта фотография лучшая из сделанных Ольгой за сегодня.

Бьорсон продолжил свой допрос. На помощь Господинову пришёлт Романо, попытавщись перевести разговор на другую тему. Бьорсон начал терроризировать вопросами и его. Господинов, на которого уже не обращали внимание, сделаел несколько жадных глотков из своего бокала. Ольга видела, что рука офицера дрожит.

Ольга сделала еще несколько снимков и вернулась за стол. Бьорсон сцепился уже с тремя полковниками и майором, яростно споря с ними о границах допустимого в журналистике применительно к нынешней ситуации. За всем этим с довольным лицом наблюдал Романо, неторопливо потягивающий густое красное вино. Господинов, пользуясь передышкой, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Обращаться к нему сейчас было невежливо, но у Ольги не было выбора.

- Вам говорили, что вы удивительно фотогеничны, капитан? – спросила она по - склавийски. Чтобы Господинов хотя бы теоретически мог её услышать за рёвом устроенной Бьорсоном перепалки, Ольге пришлось говорить громко, но никто не обратил внимание на чужую речь. Все слишком были заняты разбушевавшимся Бьорсоном.

Господинов открыл глаза и удивленно посмотрел на Ольгу.