Артём Суханов - Вторжение

Площадь Цветов встретила Ицтли рёвом разгоряченной толпы и грохотом бравурных маршей. Самый знаменитый военачальник Федерации Цапель болезненно поморщился, выходя из бронированного автомобиля. С самого утра у Ицтли невыносимо болела голова.

– Неужели без всего этого нельзя обойтись? – недовольно спросил Ицтли своего спутника и начальника, Койотля. Тот с сожалением покачал головой.

– Жречество настояло на торжественной церемонии. Сам понимаешь, Ицтли, великий день, чтоб его! Ты неважно выглядешь. Праздновал вчера?

– Работал, – недовольно дёрнул щекой Ицтли, поправляя на груди парадного зеленого комбинезона крохотный золотой зонтик – эмблему командующего армией. – Интенданты опять напортачили с горючим. Мне пришлось всю ночь ругаться по телефону, чтоб жадные ублюдки сдали назад.

– Уроды, – сочувственно кивнул шеф, – можешь назвать их фамилии моему адъютанту. Первой же оказией отправлю ублюдков на восток в маршевые батальоны.

– И зачем они мне там, – грустно улыбнулся Ицтли, – считаешь, что моя работа сейчас недостаточно тяжела?

– Тебе доверена великая работа, – Койотль раздраженно одернул полы белоснежного пончо, – и я уверен, что только тебе под силу с ней справиться. Ты всегда был лучшим среди моих генералов.

– Генералов? – притворно удивился Ицтли, – это что ещё за новояз, господин маршал?

– Вижу, не я один учу язык жителей востока, – расхохотался Койотль, – интересные у них на востоке слова. Прилипчивые, что характерно.

– Язык лодырей и слабаков, – Ицтли холодно взглянул в лицо солдату, сделавшему шаг назад под напором толпы, изо всех сил стремящейся поглядеть на прославленных военачальников, не спеша идущих по оцепленной солдатами площади, – потому он и красивый. У них на востоке было время, чтобы придумать красивый язык, пока мы здесь, на западе, истекали кровью, сдерживая неминуемое.

– Вот поэтому ты и выбран, тлакатекатль Ицтли, – Койотль остановился и внимательно посмотрел в глаза своему подчиненному, – ты понимаешь, зачем всё это. И поэтому ты не отступишь. Никогда.

– Не отступлю, Койотль, – Ицтли достойно выдержал тяжелый взгляд шефа. – Клянусь Мешитли, я никогда не отступлю.

Койотль кивнул, довольный ответом. Выйдя из машины и пройдя несколько шагов, оба офицера оказались перед величественными сводами Пирамиды Змея.

– Ну пошли, – коротко кивнув стоящей на вытяжку жреческой страже, тлакочкалкатль решительно зашел внутрь. Ицтли, немного помедлив, поспешил за ним.

Когда-то главные городские пирамиды строили из камня. Те времена давно прошли. Пирамида на Цветочной Площади Города Тысяч, великой столицы Федерации Цапель, была построена из самых современных материалов. Громада в семьдесят шесть этажей, выполненная из стали, стекла и бетона, была одним из самых высоких зданий Города Тысяч, уступая по высоте лишь Дворцу Тлатоани и небоскребам некоторых корпораций.

Дежурный жрец препроводил их к скоростному лифту, на котором оба начальника поднялись на вершину пирамиды.

Наверху было светло и красиво. И ветрено. Койотль поплотнее запахнулся в свое белоснежное пончо, казавшееся красным на фоне восходящего солнца. Ицтли не чувствовал холода. На вдруг ставших негнущимися ногах он подошел ближе к расчерченному священными письменами центру пирамиды.

– Славный тлакатекатль! – навстречу Ицтли вышел сам теопиксикуи Вашота. Теопиксикуи, они же верховные жрецы, возымели в последнее время такое влияние, какого они не имели, наверное, со времён изобретения пороха. С недавних пор подмявшие под себя сельскохозяйственные корпорации жрецы могли навязать свою волю кому угодно. Кому угодно, но не Ицтли. Тлакатекатль всегда твердо знал, чьи приказы ему следует выполнять.

– Где Великий Оратор? – холодно спросил Ицтли верховного жреца. Отсутствие правителя Федерации в такой торжественный момент обеспокоило его не на шутку.

– Он на севере, – ответил вместо жреца сиуакоатль Мазатл, крепкий старый боров, вот уже двадцать лет бессменно возглавлявший правительство Федерации, – вчера ночью там начались новые беспорядки. Ты что, ничего не слышал?

– Я работал, – устало ответил Ицтли. – Мне теперь не до новостей с родины. Я отправляюсь на восток уже сегодня, помнишь?

– Именно поэтому мы все и собрались здесь сегодня, – медово улыбнулся Вашота. – И нам уже нужно поторапливаться. Боги не будут ждать.

– Да, – мотнул головой Ицтли, занимая место рядом с Койотлем, – я готов.

Вашота махнул рукой. Загалдели журналисты, стоявшие до этого момента в стороне от первых лиц Федерации. Пол под ногами загудел. Расчерченный ритуальными символами центр пирамиды начал разъезжаться в разные стороны, шипя паром своих пневматических мускул. В центре выдвинувшейся площадки лежал крепкий обнаженный мужчина лет тридцати на вид. Тело мужчины покрывали многочисленные татуировки, какие делали себе бойцы разведывательно-диверсионных отрядов вооруженных сил Федерации – воины-папалотли.

Ицтли поёжился. Ему стало не по себе.

Папалотль лежал, крепко привязанный к платформе множеством кожаных ремней. Защёлкали камеры корреспондентов. Вашота вышел вперёд, разводя в разные стороны руки, словно пытаясь обнять всех присутствующих.

– Великий день, – взревел жрец, потрясая руками в свете вспышек десятков камер, – Сегодня великий день! День, которого наша несчастная страна ждала долгие годы, изнывая от голода и холода, истекая кровью лучших из нас! Сегодня армия Федерации Цапель наконец напомнит о своём существовании восточным бездельникам. Скоро, очень скоро их кровь потечет по ступеням наших пирамид, ибо достаточно народ мешиков жертвовал собой ради всего мира! Довольно! Сегодняшний день будет последним и именно поэтому он велик! Последний день! – Ицтли услышал, как рёв жреца раздаётся внизу, в толпе горожан, усиленный множеством громкоговорителей.

– Последний день! – вышколенный служка заученным движением подал Вашоте нож из черного обсидиана.

– Последний день! – выкрикнул жрец, занося нож над телом связанного солдата.

– Последний день! – взревела толпа первых лиц государства, когда нож быстрым движением вскрыл грудную клетку солдата.

– Последний день! – кровь струилась по рукам Вашоты, когда он высоко поднял над головой по-прежнему бьющееся сердце.

Ицтли отвел взгляд. Даже ему, кадровому военному, было тяжело смотреть на подобные вещи. А каково было остальным? Тут же раздался звук, отвечающий на мысленный вопрос генерала. Кто-то из толпы журналистов выблевывал на пол пирамиды свой завтрак.

Я хочу, чтобы этот день стал последним, – подумал Ицтли, – хватит с нас уже крови и безумия жрецов. Пришла пора жителям востока отдавать свои долги.