Владимир Тимофеев - Боец с планеты Земля

Публика была в полном восторге…

Тем же вечером ко мне в каморку привели женщину.

Когда дверь отворилась, я лежал на топчане и рассматривал потолок.

— У тебя два часа. Пользуйся, — хохотнули от входа.

Я оторвал голову от подушки. Сел.

— Ты кто такая?

— Паорэ, мой господин.

— Зачем ты здесь?

— Чтобы украсить твой вечер, мой господин.

— Не называй меня «мой господин». Называй меня просто Дир.

— Хорошо, Дир.

Она сидела у двери. Прямо на полу. По-японски. В короткой обтягивающей тунике. Поджав под себя ноги, чуть опустив голову и положив руки на колени. На лицо симпатичная. Возрастом, если считать по земному, «до тридцати».

— Поднимись.

Женщина встала.

— Хочу спросить… Ты всегда была такой?

— Какой такой?

— Ну… в смысле, всегда была женщиной.

Паорэ удивлённо изогнула левую бровь:

— Конечно. А как же иначе?

— И тебе нравится твоя работа?

— Я её обожаю. Мне нравится доставлять радость мужчинам.

— Докажи.

На её лице заиграла «таинственная» улыбка. Одним аккуратным движением Паорэ освободилась от тесной туники. В то же мгновение я вдруг почувствовал, как мои ноздри начали раздуваться, словно у жеребца, почуявшего готовую к случке кобылу.

Эта выглядела слегка полноватой, но полнота её нисколько не портила. Скорее, наоборот, возбуждала. Широкие бёдра, узкая талия, сочная, налитая тяжестью грудь. Самое то, чтобы скрасить любую тоску.

Подойдя к топчану, Паорэ присела на край.

Я ждал. В голове мелькали тревожные мысли. А вдруг она обманула? Вдруг она тоже из этих… которым пол изменили? Верить в таких делах на слово было бы глупо.

Она взяла мою руку, крепко прижала её к своей левой груди и прерывисто задышала, подаваясь вперёд, приподнимая соски вровень с моим лицом.

— Разве тебе… не хочется… испить эти чаши?

Мне хотелось.

Набухший сосок приятно холодил губы, освободившаяся рука скользнула женщине за спину и по-хозяйски облапила ягодицы.

Паорэ, почувствовав мою хватку, тихонечко охнула.

Моя ладонь коснулась её живота, потом медленно поползла вниз и, словно в сомнении, остановилась в туне от цели.

— Давай же… не жди… — жарко прошептали мне на ухо. — Ороси моё лоно… нектаром жизни…

Отбросив сомнения, я опрокинул её на жёсткое ложе.

Это была действительно женщина.

Ни один мужик, даже бывший, не стал бы говорить такую фигню…

Ровно через два часа Паорэ ушла. За это время я успел «оросить её лоно» трижды, да и не только лоно. А после уснул, и мне снились сны. Впервые на Флоре. В этих снах я вёл светские беседы с герцогиней Ван Тиль. Просто беседовал, и ничего больше…

«Жить стало лучше, жить стало веселее!»

Фраза, произнесённая в своё время «отцом народов», подходила к моему нынешнему состоянию как нельзя лучше. Сразу после пролития чужой крови жить в кудусе мне стало действительно веселее. Мало того что я теперь тренировался по индивидуальной программе, так ещё и время свободное появилось. А после двух новых схваток с применением МСЛ меня и вовсе назначили местным инструктором по «боям на лопатах» и даже платили за это по три минтаво за час. В неделю выходило чуть больше рехина. Если копить, а не тратить, то за два месяца можно накопить на приличный меч — свой, а не выдаваемый только перед выступлениями на арене.

Ну, я и копил поначалу. А потом бросил, потому что с четвёртого боя мне стали платить и за выходы на ристалище, и за одержанные победы. Всего за четыре месяца я провёл восемь схваток, три из которых выиграл вчистую (то есть, прирезал кого-то до смерти), в четырёх вынудил противника сдаться на милость трибун и одну закончил вничью — драка там приключилась серьёзная, никто не хотел уступать, и в итоге мы просто стояли, качаясь, друг против друга не в силах ни атаковать, ни обороняться.

В половине боёв я выступал со своим «любимым» оружием, в двух сражался мечом, ещё в двух — короткой секирой. Трижды был ранен, но не слишком серьёзно — эти ранения даже на «послематчевые релаксации» не повлияли. После каждого боя мне, по традиции, приводили вечером женщину. Причём, каждый раз новую. И двумя часами дело уже не ограничивалось. Пятую — ох, аппетитная! — я трахал почти полночи. А потом дрых до обеда. И ведь, что интересно, после каждого подобного кувыркания мне снилась экселенса Анцилла. С ней я вёл себя в высшей степени куртуазно, не позволяя себе не то что каких-то пошлостей, но даже намёков на них. Почему так? Не знаю. Возможно, я до сих пор чувствовал себя перед ней виноватым…

Кстати, мыслей о том, что какая-то из девиц для утех может оказаться «переделанным» мужиком, больше не возникало. Старожилы, все как один, уверяли меня, что здесь с этим строго: «бывшим» сюда вход заказан. Что же касается самой процедуры «гендерной переделки», за эти четыре месяца я постарался выяснить на её счёт всё, что только возможно.

Как оказалось, «уколы трансформы» здесь могли делать только рабам и военнопленным. К свободным подданным княжества эта процедура по закону не применялась. Если же не по закону, то варианты, конечно, имелись, но стоили дорого. Очень дорого. Не всякому по карману. Но это с лихвой окупалось тем, что средство восстановления пола стоило на порядок дороже, даже легальное. В итоге жертвами «трансгендерных» преступлений чаще всего становились родственники богачей: их похищали и требовали выкуп, а если выкуп не поступал, меняли похищенным пол. Единственное, что могло защитить несчастных — это так называемое «закрепление». По достижении совершеннолетия любой свободный получал право на инъекцию «закрепителя», который сводил на нет любые попытки «трансформы». Однако опять же — из-за высокой стоимости препарата его могли позволить себе только очень богатые люди, а менее состоятельные надеялись на ежегодные бесплатные лотереи, проводимые княжескими наместниками во всех городах по два-три раза в году.

На вольных землях и в свободных баронствах «трансформа» распространения не имела. Причина простая: её технологию разработали в княжестве и хранили, словно зеницу ока. В определённом смысле, в здешних реалиях она выполняла роль оружия массового поражения психики недружественных соседей. Любого, кто попадал в плен, могли подвергнуть этой унизительной процедуре при отказе сотрудничать. Но самая худшая участь ожидала тех, кого после «укола трансформы» отправляли к «шершавым».

Последние, если верить тому, что говорили в кудусе, считались самыми злыми и самыми жестокими среди всех силовых структур княжества. Их регулярно использовали как карателей, из них, в основном, набирали личную охрану наместников и архистратигов. Предательство своих нанимателей чаще всего означало для «шершавых» мучительную и долгую смерть, потому что, даже предав, они не получали в ответ ни сочувствия, ни прощения.