Голубев Владимир - Бедный Павел часть 1 [АТ]

Дополнительный маразм ситуации придает то факт, что на Яике большая часть населения – старообрядцы, да и мусульмане есть, а в Коллегии решили использовать казаков как базу для формирования регулярной легкой кавалерии – гусаров. И требуют, от казаков при зачислении в эти новые полки брить бороды, что и для старообрядцев и для мусульман, да и в целом для яицких – решительно невозможно. Ещё и Черепов этот – всё настолько усугубил, слабоумный он, что ли…

Ну, с бородами понятно, отменим, да и из подчинения военной коллегии, по крайней мере яицких казаков, выводить надо, подумаем… А вот что делать с внутренним социальным конфликтом? Старшина, он же естественным образом под себя всё подминает – таково свойство человеческого общества, кулаки – они всегда образуются, как пена на бульоне. А тут вечевые традиции ещё хорошо помнят – будут старш и на и простые казаки между собой драться до крови, опять-таки подавлять это придется.

Ладно, попробуем напряжение снять постепенно – подумаем, тут только летом можно домой трогаться – как земля подсохнет, до лета время есть!

Ох, погорячился я со временем. Оказалось, что напряжение тут общественное уже очень сильно. Куда ни ткни – сейчас друг дружку резать начнут. И старшина тут не то, что не ангелы… Ребята ещё хорошо помнят, как здорово пограбить родные города и веси[iv], да и своих просто мечтают в рабов превратить – на таких опираться тоже чревато негативными последствиями. Казаков похолопить государству не нужно – они воевать должны, тут и граница – казахи по той стороне уже вовсю бродят, а там дальше и хивинцы[v], и кокандцы[vi], и манчжуры [vii]и прочей злобной хтони [viii]навалом.

К тому же, тогда ещё и войск сюда нагнать придется – и границу держать и казаков несколько десятков лет подавлять – не надо нам это. А старшине надо! Они только об этом и думают, похоже, что и с Череповым они именно об этом договорились, только он туповат оказался и запорол всё. Ох…

Нет, у меня почти полк тут, причем гвардии, но вот казаков давить не хочу. И старшину сходу давить опасно, сильны они, да и разборок тут на несколько лет будет. Приходится ждать и уговаривать. А что делать почти четырнадцатилетнему мальчишке без дел весной? Вот и понеслось …

Звали её Анюта Буранова. Я часто начал видеть эту симпатичную девчонку. Куда бы ни приезжал, с людьми встречаться, так тут в толпе вижу: опять глазки черные на меня смотрят. Да не глазки – глазищи. Ох, и цеплять начали за душу, ведь красивая девчонка, очень даже. Глазищи в пол-лица, волосы светлые, скулы высокие, губы яркие, смешливая, высокая, гибкая – ах, сердце то бьется часто, то вообще останавливается! А Потемкин, вот гад хитрый, как бы между делом: «О, опять Анютка Буранова тут, ох, бедовая девчонка! Дочка Никифора Буранова – справный казак такой. Он уж и вожжами её охаживал, а она носится на лошадке по всему Яику!» - и улыбается в усищи так – отрастил слон боевой!

А тут столкнулся с ней в сенях у Степана Акутина – гостили у него. На Яике мне пить пришлось заново начать учиться, всё-таки взрослый по виду совсем. Вот – паразиты бородатые, их надо уболтать, показать уважение государственное, но без лишнего панибратства. На посиделки с ними до утра у меня Потёмкин есть – здоровый он очень, и выпить мастак.

Вот посидели у Акутина, выпили чуток, поговорили, казачки набрались, и давай играть затевать в «кто кого перепьет», а мне в таких играх участвовать неуместно, я потихоньку так ушел, а тут в сенях она…

И пьян-то не был, так слегка выпил, но похоже, и этого мне хватило. Ох, как тут гормон играет, то в жар, то в холод, то контроль теряю, то робость давит, но тут, как столкнулся с ней, как огонь её меня обжег, сам не знаю, как схватил её… А она уже сама губы ко мне тянет... И как понеслось-то… Весна вокруг, степь цветет – запахи такие стоят, что голова бы кругом пошла, если бы уже не кружилась...

Потом она мне рассказывала, что увидела меня, ещё когда с отцом в Яицкий городок приехала, и не могла уже ни о чем думать. По всему Яику за мной ездила, отец уже действительно и порол, и запирал, пугал, что поймают её ногайцы, али башкиры дикие, и навсегда она пропадет – дурында. Но поделать с собой она ничего уже не могла, хотела со мной рядом быть. Совсем тоже голову потеряла.

- Что ты, Анютка во мне нашла-то? Ведь ростом невелик, волосы серые какие-то, да и курносый я!

- Ох. Царевич ты мой, глупенький! Глаза у тебя, что насквозь прожигают, на тебя даже наша старшина снизу вверх смотрит, да и плечи у тебя, а губы у тебя, ммм…

Да уж, и действительно квадратный я какой-то стал, плечи широкие как у Орловых прям. А что – каждый день и гимнастика, и саблей помахать, и на коне, и пистолеты тяжеленные – всё детство форму держать себя приучал, а что ростом не вышел, что ж поделаешь.

В башке только любовные игры, ничем кроме Анютки не занимался. А Потёмкин и казаки смеются – дело-то молодое! Да ещё и наследник с казаками ближе стал. И маме весело, как же мальчик мужем становится. А письма от неё часто приходили, и в ответ писал и писал. Нет, ну не дело курьеров туда-сюда так гонять – скоро колею пробьют от Яика до Петербурга, да и долго письма идут. Нет, надо Ломоносова озадачить, путь подумает, как быстрее почту организовать – фантазер-то он знатный, а в голове у самого что-то крутилось, но что? Ах, не до этого!

Совсем, дурень, над собой контроль потерял, ни о чем не думал, кроме Анютки. Всю дорогу с ней, похоже на Яике все сеновалы наши были. Сладко-то как тут было! И вот, что и следовало ожидать – Анютка понесла. А вот это не дело… Совсем не дело – внебрачного ребенка себе завести, да ещё на Яике. Ох, Господи, что же я натворил-то! Капитанскую дочку читывал, помню, что Пугачев-то поднял местных под флагом спасшегося отца моего. Все знали, что он не царь, но им всё равно было, а тут явный мой байстрюк[ix], про которого всем доподлинно известно…

Фу ты, ну ты! Как схлынуло. Нет, Анютку я не бросил, не разлюбил – нет, но хоть уж головой, наконец, думать начал, а не только чреслами. Лето уже настает, а я проблемы-то не решаю – создаю только… Ведь тут, казачки ко мне присмотрелись, и начали подкатывать с интересными предложениями, объективно говоря, вербовать. Сначала прощупывали, как я отношусь к старой вере, а как поняли, что нормально отношусь, с уважением,- давай агитировать.

Хорошо, что, со мной ехали монахи, которые занимались в основном наблюдением за общественной и церковной жизнью, но тут они оказались очень кстати. Люди-то не простые были, они реально ревизию проводили монастырей и епархий, да намечали, где и что делать надо будет. Фактически ими были начаты переговоры о восстановлении единства Православной церкви под моим патронажем. Интересно было – познавательно, да и навыки сложных переговоров восстановил. Голову включил, к основному делу вернулся, с Тепловым и Ломоносовым обсудил, с мамой согласовал.