Голубев Владимир - Бедный Павел часть 1 [АТ]

- Кто идёт? – окликнули его из-за завала.

- Отставной капитан Лобов с солдатами! Пришёл по зову долга и присяги государыне-императрице и государю-наследнику!

- Какого полка капитан?

- Артиллерийский капитан суздальского полка! Прибыл в столицу, дабы следовать к месту дальнейшего обучения!

- Какого обучения ещё?

- За границей, по просьбе академика Ломоносова!

- О, Ломоносова! Ну, что же, проходи! – завал раздвинулся, и отряд проник внутрь. Хмурые солдаты окружили их и провели дальше, там их встретили казаки и довели уже до дворцового крыльца. А там…

- Господи! Алёшенька!

- Михаил Васильевич!

- Я ведь не сомневался, что ты появишься у нас!

- А Вы-то какими судьбами здесь?

- А как же иначе, Алёшенька? Ты же тоже не смог не прийти! Как дела в городе?

- Плохо! Солдаты, тати, обыватели – пьяные, в дома врываются, грабежи, пожары…

- Ох, ты! Когда же Наследник прибудет-то?

- Лобов? Ты? – к ним вошёл блестящий, причём в буквальном смысле – весь в золоте, генерал, в котором Алексей с радостью узнал приятеля Наследника – Потёмкина, с ним Алексей не раз встречался, рассказывая о своих проектах реформы артиллерии.

- Я, Ваше Превосходительство!

- Замечательно! Вы, я слышал, привели с собой группу солдат?

- Да, Ваше Превосходительство! И я обещал им прощение за дезертирство и иные грехи вольные и невольные!

- Это даже не обсуждается, капитан! Я полностью согласен с Вашим решением! Каким образом Вы смогли привести сюда этих людей?

- Город полон солдатами без командиров. Судя по всему, они не настоящие дезертиры, а скорее оставлены офицерами. Они готовы следовать своему долгу. Правда, не все! Сегодня я убил троих.

- Что же, капитан – люди нам нужны, благодарю Вас за Вашу верность! Михаил Васильевич, это Ваш?

- Мой, Григорий Александрович! Лучший ученик!

- Помню-помню! Павел Петрович собирался его отправить учиться в Европу!

- Да, он как раз прибыл для этого в столицу.

- Хорошо! Помогите ему с обустройством, я к императрице. – И Потёмкин оставил их наедине.

- А что с императрицей, Михаил Васильевич?

- Хандрит! Стало известно, что Григорий Орлов – участник заговора. Вот она и огорчилась – доверие к людям не всегда оправдывается…

- Ого! А что происходит вообще? – и Ломоносов начал рассказывать. Мятеж был организован Паниными. Наследник о заговоре даже не был поставлен в известность, и теперь в гневе спешит с верными войсками на помощь матери. И с его прибытием по мятежникам будет нанесён удар, а пока – только оборона, сил очень мало.

[i] Король Франции с 866 по 879 год. Герой песенки А. Пугачёвой «Все могут короли».

[ii] Указ Султана Османской империи.

[iii] Титул правителя в славянских государствах.

[iv] Мелкая турецкая серебряная монета.

[v] Крупная серебряная монета, ходившая в Германских странах.

[vi] Преступник (уст.).

Конечно, разом перебросить все пятнадцать тысяч солдат было просто невозможно – дорожная сеть была весьма слабой. Но даже пара тысяч человек сейчас была реальной силой в городе. Я вместе с авангардом армии ворвался в Петербург ранним утром и легко прошёл к Зимнему. Эффект появления армии был просто поразительный. Блокирующие дворец гвардейцы просто разбежались, не оказывая сопротивления.

Я влетел в своём чёрном мундире, украшенном лентами во дворец под дружное «ура» защитников престола. Чувствовалось, что люди устали, но горят желанием победить врагов. Разбрасывая улыбки и слова благодарности, я скорее прошёл к матери. Она выбежала, радостная, но со следами слёз на лице. За ней шёл улыбающийся Потёмкин, а следом широко шагал Ломоносов.

Мы обнялись с мамой, и она плакала, повторяла моё имя на разные ласковые лады и гладила меня по голове, а я целовал её в лоб, всё говоря и говоря, что всё закончилось. Она успокоилась, я радостно поприветствовал Григория и Михаила Васильевича. Немного попеняв последнему, что он рискует своей драгоценной для российской науки головой, я потребовал обозначить мне ситуацию в городе и наши планы.

Совещание состоялось в большой зале, где размещались старые аналитики. Там было много места, и даже запах табака не сильно мешал. Оказалось, что силы противника разбросаны по городу. Основанная масса бунтовщиков находилась в казармах гвардейских полков, лица, возглавляющие заговор, сидели в своих дворцах, пассивно ожидая победы.

Первой целью стали казармы Кексгольмцев и прочих гарнизонных частей. Они в заговоре не участвовали — хотя и не мешали гвардии, но и поднять их против императрицы заговорщики не смогли. Так что сам Бог велел нам привлечь их на свою сторону.

Я с Вейсманом и двумя сотнями иррегуляров бросился на Городской остров, где сейчас размещались учебные части и войска гарнизона. Охранения в слободе не было. Конечно, я слышал, что гарнизон города полуразложился и буянит на улице, но вот чтобы так – приходи и бери – не ожидал. По желвакам на скулах Вейсмана я понимал, что он испытывает сходные чувства. Даже казаки были крайне удивлены подобным положением вещей.

Мы разделились: я с гайдуками и парой десятков казаков направился к казармам кексгольмского полка, а Вейсман и с остальными пошли к другим частям гарнизона. Внутри слободки тоже царил беспорядок. Перед казармой в снегу валялся солдат, пьяный до невозможности, и распевал песню, которая периодически прерывалась приступами рвоты.

Я был в бешенстве! Такое поведение моих солдат было просто недопустимо! И даже зная, что они остались без офицеров, я не мог принять их неуправляемую агрессию! Поэтому в дверь деревянной избы, которая служила предбанником само́й казармы, я вошёл первым, распахнув дверь ногой. Дальше избы были пристроены друг к другу, образуя саму казарму с рядами коек по стенам.

Вонь перегара стояла адская, надо всем витал синий табачный дым. Солдаты, которых было явно меньше, чем лежачих мест, сидели группками, лежали полуголые на деревянных полатях, пили, пели, курили.

- Вот оно как выглядит воинство русское! – заорал я, все больше приходя в бешенство!

- Да, пошёл ты! – беззлобно ответил мне почти полностью раздетый человек, полусидевший около стены со штофом гданьской[i] водки в одной руке и дымящейся трубкой в другой.

- Да, ты совсем спятил, холоп! – вмешался в разговор Белошапка, тоже пришедший в бешенство.

- Кому холоп, а кому и сержант Кексгольмского пехотного полка Васин!

- Мне – холоп! – здесь уже я не выдержал и вре́зал ему промеж глаз. Он съехал со стоном по стене, часто-часто заморгал, а потом выронил бутылку и трубку и, стремительно трезвея, зашептал:

- Свят, свят, свят! Допился! Государь наследник видится!

- Встать! – он судорожно вскочил, тараща глаза, вытянулся в струнку и заорал на всю казарму: