Тони Миллер - Попаданец в Скайриме. Части 1 – 4

Не даром Шеогорат вмешался и сыграл на его стороне, поступив на редкость благородно и последовательно. Заблаговременно озвучил свои намерения через своего слугу, выполнил обещанное, а затем без промедления взял свою плату. А ведь мог и повременить, оставить своим должником. Страшно представить, что было бы, порази он его Избранного безумием в какой-нибудь, крайне не подходящий для того момент! И, ведь, имел бы на то полное право.

Хотя, конечно, сложно назвать хоть какой-то момент жизни подходящим для такого опыта! Но то, как всё прошло, можно считать меньшим злом, и оборотная сторона любой потери — приобретение. Он сам это прочувствовал на себе в полной мере. Тем более, что и потеря-то в данном случае довольно условная. Налаженными тропами душа Лидии ушла в Совнгард и уже достигла Зала Доблести, где в данный момент находится в относительной безопасности. Она его истинная дочь, и заслужила это без всяких сомнений!

Вот только в безопасности она «в данный момент» и «в относительной»… Алдуин… С.с. с…ука! Червь крылатый! Пользуясь его слабостью он устроил из Совнгарда — кормушку! Вломился в его дом и пожирал его детей!

Тогда, в ту эпоху, он вызвал его отца, Акатоша на суд богов и потребовал объяснится. Сбор Силы через пожирание душ, шёл вразрез как с общепринятыми обычаями, так и с волей Ану. Даже Принцы Даэдра не позволяли себе подобного! Поработить душу — запросто, но съесть?!

Дракон Времени тогда оказался в непростой ситуации. Он не мог лишить своего Первенца этого дара, да и не хотел. Он уже видел своего сына наместником Мундуса и ему было безразлично, как тот наберет необходимую для этого силу.

Тогда, по решению суда, ему, Лорхану, во имя Справедливости, было передано право и возможность наделять своих Избранных даром пожирать драконьи души, что было сочтено достаточной компенсацией ему, и наказанием для Акатоша.

За минувшие тысячи лет его Избранные, по иронии судьбы называемые «Драконорожденными», что и в правду имели силу драконов, не раз вершили суд над племенем Алдуина. Не просто разрушали их тела, но пожирая их души истребляли их навсегда.

И в этом была справедливость. Не Истинная, лишь прообраз её. Полная и Окончательная еще впереди. Ждать осталось не долго… А пока есть время, надо сделать пару дел…

— И что это ты тут делаешь? — послышался насмешливый женский голос у него за спиной, — Все в игры играешь?!

— Приветствую, вдова моя, — Откликнулся Лорхан, — Порой, и игры могут быть очень важны. Представляешь, жители искусственного мира научились делать свои искусственные мирки! Правда без магии они не имеют жизни, но тем не менее это хороший способ рассказывать истории.

— И что за историю ты решил им рассказать, — заинтересовалась она.

— На самом деле это уже четвертая история в серии и эта посвящена «Кризису Обливиона». Должны же они хоть немного знать, что происходит в реальном мире.

Да… Засиделся я в четырех стенах, засиделся. Даже дичать чуток стал. Пора идти дальше. Во всех смыслах. Хотя… мелькала на периферии сознания мыслишка, что мол зачем менять то, что в принципе устраивает? Морозы пережил, переночевать есть где, еды тоже хватает. Зачем рушить устоявшийся за эти недели быт ради не пойми чего?

«Ага! Не пойми чего. Мало тебе разговоров с самим собой, споров, так ты еще сам с собой подерись! Вот будет зрелище, жаль только оценить некому! Вспомни эльфа того, что вознамерился проникнуть в курган Погребальный огонь, как он в итоге спятил, жрал курей и гадил под себя! Вот он — образец для подражания, цель в жизни, да?! Так что чем дольше ты решаешься и собираешься с силами — тем сложнее будет покинуть насиженное место».

Надо, надо! Я, конечно, мог бы прямо встать и пойти. Прямо сейчас. В конце концов убегая из сарая в зимний лес я особо сборов не проводил. И, порой, именно так и нужно менять свою жизнь. Вот к примеру, несколько моих знакомых, что бросили в свое время курить — делали это не постепенно, как-то снижая дозу, а просто в один момент в голове щелкнуло и… и все. И перестал. Раз и навсегда. У некоторых бывали, правда, срывы, но само решение именно раз — и всё.

Ну… в моём случае, на данный момент по крайней мере, все было не так плохо. Страх и нерешительность хоть и «подавали голос», но не имели непреодолимой власти надомною. И если я решил, что покину свою пещеру, то обязательно сделаю это! Как говорится: «Мужик сказал мужик сделал!»

Тут я поймал себя на мысли, что помимо того, что я гоняю одни и те же мысли по кругу, каждый раз на новый лад, более я ничего, собственно, и не делаю… «Подъём, Ленивая задница!»

Выходить к людям одетым в военную униформу, а именно она составляла большую часть моей одежды, я счел неблагоразумным. Добавлять к своему образу «Сомнительного типа» еще и «вероятный дезертир» было плохой идеей. По этому, первое, что я сделал — занялся своей одеждой.

От наручей и шлема отказался сразу. Слишком уж у них вид… милитаристский. Уже достаточно потеплело, чтобы обойтись без них. У сапог я отрезал щиток, прикрывающий голень и превратил их в нечто напоминающее ботинки, а к куртке приладил что-то вроде мехового воротника из пары заячьих шкур. Думал было использовать козью шкуру, которых у меня скопилось уже штук шесть-семь, но как ее не мой, как ни стирай, запах уж больно специфический. Да и мех жесткий.

С одеждой более-менее разобрался, теперь пора и собой заняться. На мясной диете, да с малоподвижным в общем-то образом жизни за эти полтора месяца набрал килограмм пять веса точно. Напольных весов нет, так что извиняйте, точнее не скажу, но по крайней мере ребра уже не торчат. Не жертва анорексии, а просто худощавый, жилистый мужчина неопределенного возраста.

«Неопределенного», поскольку за этими рубцами поди разбери сколько мне лет… Седых волос вроде как нет еще, да и рано, а большего и не скажешь. К слову о прическе. Вот тут у меня самая «жесть» и бардак. Не симметричные усы, пол бороды справа, и длинные пряди на голове, там где уцелела кожа. В общем, страх и ужас.

Сам по себе мой внешний вид меня не беспокоил, каких-то неудобств не доставлял. Шрамы и рубцы от ожогов небыли «проблемой», скорее наоборот, моим единственно значимым имуществом, тем, что связывало меня с прошлым, последняя память о Лидии, о том дне, что поделил жизнь на «до и после».

Даже нет, не так. Я умер тогда, на том костре. Происходящее сейчас, то, что я еще дышу, мыслю — какое-то недоразумение… Как-будто после грандиозного финала фильма пошли титры, а после них по прихоти режиссера какая-то новая сцена. Зачем? Почему? Не понятно. И смыла нет. И целей нет. Есть лишь простые потребности и столь же не хитрые радости.

Раз уж я и собрался поближе к людям, то не стоит… создавать лишних препятствий в общении. Опять же, насколько возможно мне хотелось бы отделится от той «славы», что заработал за год бродяжничества. Я — это не он, похож только немного…