Юрий Валин - Мамалыжный десант

– Понятно, тованачштаба, – буркнул Иванов.

– Попрошу без двусмысленностей! Есть желание, так сам делам координации займись, – намекнул Земляков. – У меня и так бюрократии завал.

Шел к передовой сержант Лавренко со смешанными чувствами. С одной стороны, поотвык, с другой – надоело на тыловых работах ошиваться. Все ж не больной, не раненый, не специалист по диалектам и сложному распознаванию чертежей и сплавов. Но погибать сейчас уж совсем не хотелось: и дел у опергруппы прорва, и дома ждут. Противоречивые мысли Тимофей отмел, начал раздумывать насчет Иванова.

Все же Оттуда он или наш, местный? Когда человек молчит, ничего не поймешь. Понятно, на фронте бывал: на мины и близкие снаряды реагирует, вовремя сесть-лечь под стену не брезгует. Но есть и странности. Вот курит довольно много – а Тамошние командировочные дымить избегают – но курит почему-то немецкие и венгерские дрянные сигаретки. Подозрительно. В смысле, не подозрительно, а сомнительно. Нет, «сомнительно» тоже не то слово. Тьфу, вот же ситуация…

В странной манере курева и неопределенном происхождении Иванова ничего плохого не было. Раз уж сводная опергруппа, так пусть и будет. Но вот то, что новичок трофейный автомат Нероды забрал – то как-то неприятно. Особо не придерешься: форму Иванову отдали из мешка лейтенанта Тесликова – вот уж по кому скучать не будем. Ну, а автомат… Вот чего они к этому штурмовому фрицевскому оружию такую тягу имеют?

Иванов шел впереди, шагал резво, но без спешки. Шапка, фуфайка, сапоги – обычные-солдатские, разве что кобура… Впрочем, сейчас многие рядовые пистолеты таскают – полно трофеев.

– Тима, ты во мне дырку не прожги, – сказал Иванов, не оборачиваясь. – Когда будут отзывать, автомат верну в целости и сохранности. Нерода, когда вернется, не обидится.

– Да уж наверное, не вернется, – машинально брякнул Тимофей.

– В опергруппу может и не вернется, но даст о себе знать, это уж точно, – уверенно сказал Иванов.

– Ладно, обнадежили, – пробормотал Тимофей и спохватился. – Я, товарищ старший лейтенант, на автомат смотрю с иными соображениями. Он чем хорош-то, этот «немец»? К нему же и патроны с трудом найдешь.

– Мне патронов много не надо, я не пулеметчик. Лучше вообще без стрельбы. Прогулялись – вернулись – сели чай пить. Мы особисты, а не штурмовая группа. А автомат… Патрон помощнее, баланс, магазины вполне удобные, – исчерпывающе объяснил Иванов.

С разведротой встретились у штаба дивизии. Снова шел мокрый снег, бойцы дремали в полуподвале, впереди продолжалась бесконечная перестрелка, нечасто, но постоянно лопались разрывы мин. Разведчиков было всего двенадцать человек, да сам ротный. Вопрос, отчего рота меньше взвода, задавать было неуместно – крепко истаяла и так негустая дивизия за эти штурмовые дни.

Двинулись. Дорогу разведчики знали, шли вдоль стен, уже стемнело, снег ложился с гарью уже затухших пожаров и свежим дымом. Иванов переговаривался с ротным разведчиков – общий язык нашли сходу. Собственно, старший лейтенант уже не выглядел угрюмым молчуном, да и вообще изменился. Перебираясь через полуразрушенную баррикаду из брусчатки и разбухшей под дождем мебели, Тимофей сообразил – улыбается Иванов. Нет, точно улыбается. Малость псих? Впрочем, на войне все такие.

Переждали под прикрытием высокого дома. Валялся на тротуаре немец-фельдфебель: одна нога странно и картинно уперта в стену, шея свернута под углом, приоткрытые глаза на бордюр косятся. Пятнистая куртка задралась, кобура пуста – озаботился кто-то из наших пистолетом. Садится на город нетерпеливая зимняя полутьма, расплывается, тает камуфляж в пятнах замерзшей крови…

Уже в темноте поочередно перебежали улицу, на перекрестке переговорили с артиллеристами, сторожащими своей «сорокапяткой» сразу две улицы. Далее до больницы святого Яноша было рукой подать. Ротный предупредил:

– Подходим осторожно, тихо, чтобы не засекли. А то вспугнем.

Больница оказалась просторной: целый комплекс зданий из красного кирпича, на старинную крепость похоже. У ворот торчал бронеколпак дота, лежали тела. Бойцы туда не пошли, на территорию проникли через разбитые окна соседнего здания. Спереди доносился невнятный глас громкоговорителей – агитаторы вели свою пропаганду, частенько прерываемую пулеметными очередями.

На лестнице под ногами захрустели бесчисленные битые пузырьки, перила во тьме едва нащупаешь, все больничным барахлом завалено. Казалось, уже годы больница в разрухе.

– Tisztek és katonák, Gondoljatok a családotokra! [48] Офицеры и солдаты, подумайте о своих семьях…(венгр.) – гулким призрачным голосом взывал громкоговоритель, укрепленные повыше на больничной башне.

Жизнь наверху все же теплилась: сидели вокруг костерка закутанные гражданские, тянулись провода, чиркали в блокноте и что-то обсуждали наши озабоченные офицеры-пропагандисты, спал на голой койке пленный венгр, накрывшисьразодранной немецкой шинелью. Пахло дымом, соляркой и лекарствами.

– Nem a német fasizmus útján jársz… [49] Вам не по пути с немецким фашизмом…(венгр.) – продолжал громкоговоритель в угловой комнате.

Пришествию разведчиков агитационная группа сильно удивилась.

– Случилось что-то? – встревожился майор, старший в команде бубнежа.

– Пока ничего. Но вы бы, товарищ майор, хоть часовых и наблюдателей выставили, – упрекнул ротный разведчиков.

– Кого я поставлю?! – возмутился майор. – У меня единственный радиомеханик. Был еще электрик, так его днем ранило. Мне этих с винтовкой ставить прикажите?

Указанная группа у костра занервничала. Ставить наблюдателями там действительно было некого: сплошь солидные мужчины в мятых пальто и шляпах, наверное, уважаемые горожане, но без способности к дозорной службе. Из относительно молодых только дамочка, пухлощекая, миловидная, но опять же, какой из нее часовой.

– У нас вообще-то спокойно, – заверил майор. – Дом впереди наши крепко держат, слева артиллеристы на позиции.

– Артиллеристы это хорошо, – согласился разведчик. – Вы продолжайте эту… трансляцию. А ситуацию сейчас объясним.

Агитационный майор явно был на фронте не первый день, суть быстро ухватил. Лейтенант-переводчик обратился к венграм, те поднялись и их перевели в комнату подальше от лестниц и окон. Разведчики пытались определить откуда появятся предполагаемые диверсанты. Фонари не включали, лазили почти на ощупь.

– Да неоткуда тут, – ворчал разведчик-крепыш. – Одна лестница заколоченная, по другой бесшумно не подняться. Стены метровой толщины.

– Когда диктор бубнит, он все заглушает, тогда хоть на бронетранспортере подъезжай, – справедливо сказал другой разведчик. – А что, сведения, что придут «гости», верные?