Юрий Валин - Мамалыжный десант

– Стянут вам мост, саперы у нас упертые, – заверил Лавренко.

Руку смазал и замотал сам, уже неспешно. Вновь бомбили где-то рядом, катушки кабеля постукивали от сотрясения. После мази стало легче и Тимофей подумал, что завтрак точно проскочил мимо, а с ужином и вообще неизвестно как сложится.

До ужина дело не дошло. На «Склад КНН» случайные люди приходили снова и снова – по большей части искали санбат – часть водителей и ездовых были на плацдарме первые дни, а налеты и непрекращающийся обстрел нормальной ориентировке не способствовал. Тимофей подозревал, что ходоков к нему направляют артразведчики, но что ж поделать – нужно помогать. В сумерках боец Лавренко оказался у поворота к санбату. Махал подпаленной рукой, белая повязка указывала направление, раненых везли в рощу, после первой помощи на переправу, все путались, одуревший Тимофей орал куда ехать, столь же одуревшим водителям, вновь пережидал обстрелы, в перерывах, для успокоения нервов, копал ровик надежной сержантской лопаткой. Бой на южном фланге гремел вовсю. Потом там так взвыло, что Тимофей бухнулся в малость недорытый окопчик. Рядом залег водитель, тщетно пытавшийся оживить свою заглохшую колымагу. Дальше по берегу, у дороги Шерпены – Пугачены мгновенно вспыхнул и ревел небывалый бой. В сумеречном воздухе сияли оранжевые хвосты, мчались над самой землей, вспыхивали клубами разрывов.

– «Катюши». Кажется, прямой наводкой по дороге лупят. Не видал такого? – прокричал водитель.

– Не. А если по дороге, то значит…

– Значит, фрицы прорываются. Ох, попали мы!

Стемнело. Водителя с его рухлядью утащил на буксире «студебекер». На дороге у Пугачен стало потише, зато в селе и западнее стоял сплошной гром разрывов. Тимофей догадался, что это работает наша артиллерия. Видимо, из-за реки, со стороны Григориополя лупят. В темноте и без бомбежки стало легче, начали активно перебрасываться части. К мосту непрерывно шла тяжелая артиллерия, от реки наоборот – пехота и противотанкисты. Пост внезапного регулировщика бойца Лавренко облюбовала батарея 76-миллиметровых орудий. В темноте застучали лопаты и ломы – артиллеристы спешно окапывались. Тимофей поговорил с бойцами, обрисовал обстановку, предупредил насчет санбата и блудливых санитаров. Бойцы поделились хлебом и селедкой.

Канонада потихоньку стихала, еще доносилась трескотня пулеметов и разрывы мин, но это было уже не то. Тимофей ехал на попутной санитарной бричке и доедал селедку.

– Кажись, отбились на сегодня, – молвил пожилой ездовой. – Танков у немцев – видимо-невидимо. Говорят, прямо сотнями прутся. И самоходок тьма. Все эти… «фирдинаты».

Про «фирдинатов» Тимофей ничего не знал, потому спросил в волнующем:

– А что Пугачены? Держат наши?

– Это у реки-то? Уцепились, да. А то село, что повыше, отдали. Днем, говорят, просто спасу не было, как жал фриц. Да еще налет за налетом, прям даже не помню, когда такое было.

Боец Лавренко тоже ничего подобного не помнил. И вообще силы кончились. Если бы не селедка противотанковая, так бы и рухнул. Опять спасла артиллерия, хорошие люди.

Тимофей забрел к себе на «Склад КНН», импровизированная печать была сорвана, но катушки, вроде бы все на месте. Считать и проверять все равно никаких сил не оставалось. Лавренко допил воду из фляги и рухнул на «нары». От телогрейки несло жженой ватой, кровью, мазью и конским потом. Или не конским. С запахами был полный разброд. Рука болела зверски, надо бы заново помазать. Тимофей хотел достать склянку, но заснул.

Разок пришлось проснуться – жажда мучила. Тимофей добрел до соседнего блиндажа – осознал, что тот опустел. Съехали артразведчики. Но вода нашлась в большой банке из-под ленд-лизовской ветчины. Во рту остался привкус сала, но на то было наплевать, Тимофей вернулся к себе, положил автомат на место и вновь провалился в сон.

Очнулся боец Лавренко на земляном полу – катушки рассыпались. От нового близкого разрыва заложило уши. Казалось, прямое попадание в блиндаж. Не, тогда бы точно убило. Тимофей поковырял в ухе, послушал.

Бой шел у Шерпен.

Да, плохо. Боец Лавренко натянул сапоги. Вот что годно в охране складов – в ночную смену можно разуваться и просушиваться. Все остальное плохо. Ничего не знаешь и всё непонятно, команды нет. А что вообще надлежит делать в случае отступления наших? Видимо, в случае невозможности эвакуации, кабель нужно уничтожить. Но, судя по виду, он негорючий.

Взрывать кабеля Тимофей не умел, да, собственно, одной гранатой это и вряд ли сделаешь.

Схватив оружие, Лавренко выскочил из блиндажа. Немцы вновь били по дороге, чем-то тяжелым – гулкие разрывы заглушали звуки у села. Похоже, дело там шло жестко: пулеметы, автоматы, выстрелы орудий – все вперемешку. Тимофей заполз осмотреться на скат блиндажа и чуть не ахнул: прямо на него бежали смутные фигуры, цепью или толпой. Немцы прорвались?!

– Стой! Куда?! Приказываю остановиться! – истошно кричал человек за спинами бегущих. – Все под трибунал пойдете!

Бегунов это не остановило, пыхтели, неслись спотыкаясь, падая, вновь вскакивая. Темные пиджаки, жилеты, легкие ноги в постолах-опинчах… Стрелки «из свежих».

Тимофей опустил автомат, растерянно встал:

– Вэй, вы куда? Позиция же…

Молча шарахнулись в стороны, оббежали блиндаж темной, многоголовой, тяжко дышащей отарой. Следом бежал, размахивая пистолетом и безнадежно хрипло матерясь, офицер.

– Стойте, дурьи башки! Постреляют же, вашу бога душу…

Толпа, почти вся безоружная, ничем не обремененная, пересекла дорогу. Один из беглецов прижимал к животу котел, может, даже не пустой, но скорости не терял. Не, не догонит их ротный.

Тимофей спохватился. Нужно же сказать командованию – впереди теперь, наверное, вообще никого нет. Просочатся немцы или румыны, зайдут во фланг обороняющим подступы к Шерпенам.

Рядовой Лавренко заметался, наспех прислюнявил «опечатку» на дверь, кинулся по дороге. Блиндажи артразведчиков стояли пустые, а на дороге Тимофей чуть не налетел на бойцов – эти волокли пулемет, коробки с патронами.

– Славяне, там пехота драпанула! – завопил Тимофей.

– Не ори, сопля! Мы сами пехота. Не драпанули, а отходим. Немец танками и бронетранспортеры прет. Соплями их твоими, что ли, удерживать?

Тимофей пробежал дальше. Должен же кто-то держаться. Не может быть, чтобы отсюда до самого села все деру дали. В Шерпенах же бьются.

Проскакала бричка, вторая… мучительно стонал от тряски раненый…

Тимофей свернул на знакомый ПНП – под ногами тянулся телефонный провод, значит, не все ушли.

От стоящей под сетью машины заорали:

– Партизан, ты что ли? Тикай! Сейчас все уходить будем! Немцы прорвались!