Юрий Валин - Мамалыжный десант

– Тут, Захарыч, нужно хорошенько думать и все учитывать. Ситуация непростая, так а когда она простой была? Будем думать. Как ни крути, сначала фашиста нужно добить. Я с командировочными в десант ходил, повоевал порядком. В наших, оперативных, вообще сомнений нет. Собственно, ты и сам знаешь. Об остальном будем думать.

Торчок одобрительно крякнул:

– Отож того и хотелось. Ты, Тима, головой обстоятельный не меньше, чем минометной сноровкой. Даже не верится, что от горшка два вершка.

– Но-но! Я, между прочим, отец семейства. Там уж Тимофеич скоро на горшок сядет рулить. Расскажи лучше про эту свою знакомую, что туда попала.

– Отож можно…

Павло Захарович рассказал о своей сослуживице, которую тяжело ранило во время боев во Львове. Вроде как совсем голову девчонке разнесло разрывной пулей, но эвакуировали в ту «кальку», там медицина все же заметно вперед продвинулась, спасли и вылечили. Пришла в себя, успела осмотреться, теперь переписывается с Торчком. Жить там определенно можно, хотя первое время она сильно ругалась. Понятно, комсомолка, здешнего воспитания, тяжело в капиталистическое прошлое возвращаться. В смысле, в капиталистическое будущее, или… Не суть важно. Старший лейтенант Земляков во время своих регулярно-нерегулярных командировок исправно доставлял корреспонденцию. Вроде как без всяких вычеркнутых цензурой мест.

…– Отож я тому подивился, – шептал Павло Захарович. – Но нет, не скрывают своих червивых мест. Маринка иной раз шибко несдержанна бывает. Так нет, вроде вообще письма не читают.

– А чего от нас скрывать? Мы птицы невеликого полета, из всех возможностей – вон – только автомат. Не буду же я в Землякова палить только оттого, что он из буржуйского мира и пионерский галстук не носил?

– Тьфу на тебя, Тима! Земляков-то каким боком? Он у нас так часто бывает, что уж скорее наш, чем тамошний. Интеллигентного воспитания человек, а упахивается, как тот стахановец. Хотя есть тут, конечно, парадокс с поправкой на время.

Насчет этого «парадокса» Павло Захарович не очень понимал, но возможно, его и ученые люди не до конца понимали. Время командировок подстраивалось: тут неделя прошла, а там две – чтоб подготовиться к операции успевали. Или наоборот – как обстоятельства складываются. Вроде понятно и логично, но если вдуматься – мозг набекрень съезжает.

– Ну его к черту! – решительно отказался от таких теоретических вдумчивостей Тимофей. – Мы с тобой не физики. Корректируют и пусть корректируют. У меня для такого анализа образования не хватает. Я вон пытаюсь сосчитать, хватит ли нам бензина до Будапешта, и то без бумажки не могу.

Торчок ухмыльнулся:

– Отож бензин мы изыщем. А тут смехотворность получается. Маринка уже родила, а по моим подсчетам должна была еще попозже твоей разродиться. Эх, молодежь вы молодежь, разве вас, пылких, на какой бумажке просчитаешь?

Тимофей несколько смутился:

– Ты бы, Захарыч, лучше для костра досок набрал, чем чужие сроки рассчитывать. А я пойду шоферам помогу.

С подготовкой завозились. У натерпевшегося «доджа» спустили два колеса, потом в электропроводке неисправность обнаружилась. Заканчивали уже во тьме, батарея фонарика катастрофически садилась, пришлось факел делать.

– Наверное, уже утром двинемся, – сказал Тимофей, грея руки о кружку с чаем. – Сейчас схожу в штаб, узнаю, нет ли оказии. Одним, да еще «с прицепом», ехать неразумно.

– Надо нам пулемет с собой возить, – предложил Сашка. – Хотя бы трофейный достать, они шпарят со страшной силой.

– Возьмем при случае. Там, конечно, еще и с патронами вечно ерунда получается. Кидай потом железяку пустую. Да сейчас и вообще не до этого.

Миномет из воронки Тимофей вечером все же принес. Восторга от минометной стрельбы сержант Лавренко не испытывал, но помог же давеча «жаб». Заслуживает уважения. Хотя ползать под огнем с этой корягой… ну его к черту. Да и боятся его все. В общем, и ни к чему в группе «жаб», и жадность заедает.

Поставив вариться кулеш и велев чаще помешивать, Тимофей отправился в штаб. Но не дошел. В стороне холмов поднялась стрельба, причем сразу густо, со стрекотом автоматических пушек. У водонапорной башни кто-то заорал:

– Немцы!

Тимофей побежал к своим. Здесь тоже матерились.

– Это что, правило такое у фрицев – чуть все сделаешь, переться и портить?! Вот Гитлер, маму его… – возмущался Сашка.

– Заводи машину! За станцию уйдем, пока не накрыло! – торопил Тимофей.

«Додж» двинул пристегнутый тросом «опель-пежо», поволок юзом по разбитой земле. Сашка продолжал чертыхаться в кабине битого грузовика, крутил баранку, пытаясь выровнять непослушную машину. Тимофей вскочил на подножку «доджа». Немцы кидали мины все гуще, видимо, подвезли им, уродам, боекомплект. С неба вместе с минами срывался невидимый снег, только лицом его и чувствуешь. Всё через ту дупу.

– Отож, а кулеш?! – Торчок соскочил с машины, побежал обратно к костру.

– Да брось его, Захарыч, все одно пожрать не дадут, – закричал Тимофей.

Павло Захарович все же сдернул рукой в шапке с огня котелок, косолапо нагнал «опель-пежо», подпрыгнул на подножку.

По переезду, и так вдребезги разбитому, немец клал мины все гуще. Приходилось огибать сожженные прошлой ночью штабные машины, Тимофей инстинктивно приседал на подножке от близких разрывов, кричал Сергееву чтоб «прибавил».

– Зацепим, трос оборвем! – отвечал водитель, руля между препятствий.

Лохмотья тента хлопали по голове, норовили сбить шапку. Вновь рвануло за кормой. Тимофей оглянулся – нет, тащится «опель-пежо»…

И тут екнуло сердце: Павло Захаровича на машине не было.

– Двигай без остановки! За щебнем направо, там стена – крикнул Тимофей, спрыгивая.

Имелась мысль, что Торчок изловчился и на ходу в кузов завалился. Остатки борта защита так себе, но лучше чем никакая. Тимофей вспрыгнул на подножку грузовика-доходяги. В кузове пусто, только ведра, да дрова, прихваченные для костра на марше, перекатываются.

– Он в кювет, кажись, спрыгнул, – крикнул Сашка, налегая на руль. – Стекло разбило, он и…

Тимофей побежал по дороге, обогнул черную, еще слабо дымящую полуторку. В кювете, да… Сапоги Тимофей увидел издали, сам ефрейтор лежал в наполненной вязкой водой впадине.

– Захарыч!

Дышит вроде. Тимофей перевернул широкое небольшое тело, оно намокнуть почти не успело.

– Куда тебя?!

Торчок открыл глаза, глянул в небо, на снежинки, хотел что-то сказать. И всё… Взгляд угас, вспышка дальнего разрыва в зрачках не отразилась.

– Эх…

Тимофей, бормоча матерное, ухватил тело за ремень и ворот телогрейки, взвалил на спину. Автомат Торчка качался, норовил стукнуть по подбородку. Тяжело… все тяжело.