Юрий Корчевский - Щипач [litres]

В средине декабря Алексей возвращался на съемную квартиру. Еще не поздно – пять часов вечера, а уже темно, все же зима. Вдруг в переулке выстрелы, крики «Стой!». Алексей прижался к двери какого-то дома. Двери в каменных домах всегда в углублениях, хоть небольшое, да укрытие. Из переулка выбежали двое. На бегу оборачивались, стреляли в кого-то, невидимого Алексею.

За мужчинами выбежали преследователи, тоже двое. Алексей подумал – милиция, поскольку преследователи стреляли в убегавших, приказывали остановиться. Единой униформы ни в милиции, ни в ЧК тогда еще не было, одежда цивильная, зачастую с красным бантом на левом лацкане, чтобы видно было – представитель власти. Убегавшие оказались удачливее, не исключено – опытнее. В Петроград стекались дезертиры с фронтов, имевшие практику боевых действий.

Грянуло несколько выстрелов, преследователи упали. И в наступившей тишине слышен топот ног убегавших. Потом вдали трель свистка милиционера. Так подавался сигнал о тревоге, помощи. Алексей осмотрелся – на улице никого. По темному времени люди боялись без острой необходимости выходить из дома. Можно было не только кошелька или одежды лишиться, но и самой жизни.

Грабители не гнушались снимать с прохожих шапки, шубы, добротные пальто, обувь. Алексею тоже хотелось убежать побыстрей, тем более съемная квартира недалеко, в квартале, десять минут быстрой ходьбы. Подбежал к одному упавшему. Мужчина признаков жизни не подавал, из-под головы растекалось темное пятно. Алексей похлопал по карманам. В левом внутреннем кармане ощущался бумажник. Забрал его, чего же пропадать добру? И пистолет забрал, валявшийся в метре на булыжной мостовой «браунинг». И второго убитого обыскал, но у того в карманах нет ничего. В темноте оружия рядом с телом не видно, искать не стал. Ежели оружие грабителям продать, прибыль будет, оружие – товар востребованный. Сразу на квартиру отправился. Там Фрося уже ужин приготовила – жареная картошка с жареной рыбой, чай с ситным и сахаром. По нынешним временам – роскошь. Пока Фрося мыла посуду, Алексей решил проверить добычу.

Денег мало – две керенки по пятьсот рублей, можно сказать – мусор и несколько царских банкнот. Зато в бумажнике интересная бумага оказалась. Отпечатана на машинке, причем есть небольшой дефект – немного западает буква «у». Вверху – «Представители властей. Предъявитель сего, Семыкин Владимир Алексеевич является сотрудником Петроградской чрезвычайной комиссии».

Внизу размашистая подпись, печать. И расшифровка подписи – Ф. Э. Дзержинский. Ни фига себе! Убитый-то чекистом был! Первой мыслью было – уничтожить бумагу, сжечь! Все же передумал. Можно сказать – повезло! Эта бумага, как пропуск-вездеход, никто и рта открыть не посмеет. По возрасту убитый чекист – как Алексей, а фотографии нет. Фото, даже на паспорт, появились позже, да и качества были скверного, мутноватые, быстро желтели. Сразу вспомнились воспоминания очевидцев послеоктябрьских дней. Была у ВЧК своеобразная форма – кожаная фуражка и кожаная куртка, а еще маузер в деревянной кобуре. Англичане, будучи союзниками России по Антанте доставили в порт Архангельска обмундирование и личное оружие для пилотов, именно эти куртки и пистолеты. Чекисты тут же изъяли все для себя. Добротно, солидно выглядит и сразу видно – представитель органов карающего меча революции. Униформа у НКВД, которое стало правопреемником ВЧК, была уже армейского образца и вида.

Пару дней Алексей не выходил из квартиры, обдумывал, что предпринять. Изъятый им у убитого чекиста документ открывал перспективы. Можно было не заниматься кражами из карманов, а грабить. Заявиться на квартиру к богатеньким под видом чекиста, устроить обыск, изъять ценности. Но для этого нужен второй человек, чекистов всегда было двое-трое, и Фрося на эту роль подходила мало. И еще – кожаная куртка нужна и кепка. На первое время «браунинг» сойдет, а потом и «маузер» раздобыть можно. На воровской «малине», как назывались пристанища преступников всех мастей, купить можно было все, что хотелось, только давай деньги или «рыжье», как называли золото «мазурики» – правильные воры. Настоящие английские кожаные куртки в массовом количестве у чекистов появятся весной 1918 года, когда большевики захватят склады на севере, в Архангельске.

Первоначально переворот произошел в Петрограде, в Москве после отречения царя было безвластие, а до отдаленных губерний и городов большевистская власть докатилась через год-два.

Но в грабеже квартир под видом чекистов была опасность – нарваться на вооруженный отпор. Люди богатые зачастую имели оружие, все же времена неспокойные. К тому же те, кто имел серьезные капиталы и мозги, уехали за границу, благо – они фактически долгое время открыты были. Ни пограничной стражи, ни таможни. И те, кто уехал, оказался в выигрыше – сохранил жизнь, сберег деньги для сытой жизни. Те, кто думал, что большевики – на короткое время, повторят судьбу Керенского и его правительства, ошиблись. Богатых власть обобрала, а их самих – в трудовые лагеря для исправления. Только из тех лагерей мало кто вернулся, видимо – не исправились. Не зря же в народе поговорка ходила – горбатого могила исправит.

Историю, конечно не всю, Алексей знал, пусть и в общих чертах. Поразмыслив, решил – надо ехать в Москву. Город большой, зажиточный, там и богатеев потрясти можно. И еще была мыслишка сорвать большой куш, забраться в Патриаршую ризницу, что в Кремле, в пристройке к колокольне Ивана Великого. В Москве сейчас правительственных учреждений нет, в Кремле только монастыри действуют, и охраны серьезной не было, только мусор и запустение. Точно знал, что ризницу ограбят, и случится это в период с 10 по 20 января 1918 года. Ризничий, ответственный человек из патриаршего окружения, проверял хранилище 10 января и ценности были на месте, а при следующей проверке – 20 января хранилище оказалось разграблено. Так что стоило поторопиться, чтобы опередить тех, кто замыслил кражу.

В Бога Алексей не верил, как и большинство его сверстников, и кары небесной за святотатство не боялся. Вон большевики – все церкви, все хранилища разграбят, кресты с куполов сбросят, в церквях склады и мастерские устроят и больше семидесяти лет у власти пробудут. Алексей сомневался, что ему удастся прожить столько.

Время, проведенное в колонии, ожесточило, научило надеяться только на себя, быть волком-одиночкой. Решив так, спросил Фросю:

– Хочу в Москву уехать. Там богатых никто толком не щипал. Ты со мной?

– Чего я там не видела? Останусь.

– Дело твое.

Голому собраться – только подпоясаться. Проблема была в другом – поезда между Петроградом и Москвой ходили крайне нерегулярно, расписания не было. Паровозы и подвижной состав изношены, ремонта давно не видели. Выяснив все обстоятельства, Алексей решил экспроприировать машину. Действовал нагло. Увидев возле какого-то учреждения с красным флагом у входа машину с водителем, подошел, распахнул дверцу, уселся на переднее сиденье. Шоффер (именно так тогда писалось) от такой бесцеремонности на минуту впал в ступор. Потом открыл рот, чтобы отругать нахала и выгнать, а Алексей ему под нос ствол пистолета.