Михаил Ланцов - Сирота

– А что делать? – удивился Устинка.

– Ты слово дал. – нахмурился Егорка и как-то весь подобрался. – И крест на том целовал. Что по лету волю нам дашь и по пять рублей.

– Дал. И в том я тверд. – согласился Андрейка. – Но так вы же не уйдете никуда.

– Да куда нам идти? – усмехнулся Устинка, хотя смотрел с прищуром и явно не это хотел бы сказать, если на чистоту.

– Вот я и думаю, что с вами дальше делать. Ежели вы два лета и зиму татьбой промышляли, то чему-то в том деле научились.

– Неужто ты и сам, хозяин, за татьбу решил взяться?

– Она мне ни к чему. А вот то, что вы дубинками махали – дело хорошее.

– Чем же оно хорошо?

– По первой мне надобно с кем-то сабелькой баловаться. Понятно – не настоящей. Надо будет из палки крепкой сделать ее для забав. А вы меня станете дубинками охаживать. Или копьями тыкать. Понятное дело – понарошку. Но все же это дело. Особенно, если вместе и с двух сторон наседать станете.

– А потом?

– А потом мне послужильцы понадобятся. Прийти по весне с двумя пешими боевыми холопами – всяко лучше, чем с обычными слугами. После верстки же я вас освобожу, и вы уже обычными послужильцами при мне будете.

Снова помолчали.

– Ну так что? Люба вам такая судьба?

– А чего же не люба? – посвежел Егорка.

– А то! – расплылся в улыбке Устинка.

Такого поворота судьбы они не ожидали.

Андрейка же… у него по большому счету и выбора не имелось. Поняв, кем были в прошлом его холопы он должен был им предложить что-то подобное. Просто потому, что бывших разбойников не бывает. И в слугах ходить они, конечно, могут. Но… Признаться, он не понимал, почему эти двое до сих пор не сбежали. Ведь хотели. Андрейка прекрасно видел, что хотели. Там, в Туле, не решились. Почему по дороге сюда, к старому поместью, не «сделали ноги» уже не понимал. Но теперь был уверен, что если бы он тогда краску не сделал, то и сбежали бы на обратной дороге или раньше. Как-пить дать сбежали. Да и после освобождение их вряд ли закончилось бы чем хорошим. Так что разговор этот назревал и больше откладывать в долгий ящик его было нельзя. Требовалось поманить их такой морковкой, от которой они бы ни в жизнь не отказались.

Переход бывших татей из селян в послужильцы – огромный карьерный рост. Который и семью позволяет завести сызнова. И на будущее для детей радужное надеяться. Ведь те так же смогут в послужильцы пойти. А там и в поместные дворяне, ежели отличатся, выбиться. На фронтире такая возможность имелась.

Возможно Андрейка посулил им слишком много.

Возможно.

Но ему требовались верные люди, максимально заинтересованные в нем. И других кандидатов в свою команду он пока не наблюдал. Что Агафон, что Афанасий – себе на уме и воспринимали Андрейку только как «дойную корову». Пока во всяком случае. Поэтому, обдумывая этот вопрос он и пришел к выводу о необходимости такой ставки…

1552 год, 25 сентября, где-то на реке Шат

Отец Афанасий сидел в лодке и кутался в свою свитку, стараясь как можно выше задрать воротник. Свитка та была обычным полукафтаном из сукна. И шилась по обычаям тех лет довольно просто. Брали отрез ткани. Изгибали его в плечах и разрезали спереди вдоль. По бокам вшивали клинья, дающие расширение одежды книзу [31] В XIX веке за счет этих клиньев делали свитки приталенными. . И рукава, тоже очень простые, с ластовицами в подмышках. Иногда делался стоячий воротник, иногда нет. В данном случае он имелся.

Носили такого роду одежду в XVI веке все сословия. Сохранялась же она по всей Восточной Европе аж до XX века. Учитывая тот факт, что появилась свитка веке в XIII веке, то ее можно смело почитать самым универсальным и популярным на Руси видом одежды.

Другой вопрос, что ее иной раз по-другому называли. И с конца XV века нередко именовали полукафтаном в землях Московской державы. Это название оказалось более модным и довольно быстро вытеснило старое из употребления в состоятельных кругах. Поэтому ко временам Гоголя свитками называли полукафтаны либо на окраинах Российского государства, либо на селе.

Афанасий мог себе позволить и дорогое, крашенное сукно на свитку, но ограничился обычным из черной шерсти [32] Цены на крашеную ткань были в 3–4 раза выше, чем на такую же, но не крашенную. . Он был достаточно умен для того, чтобы не «дразнить гусей» по пустякам. И не демонстрировать жителям Тулы и ее окраин свои материальные возможности. Поэтому одежду свою шил из добротной, но недорогой ткани. Однако держал ее всегда опрятной и исправной, не допуская рванины или излишней потертости. То есть, вид держал иным способом. Так ему проще было и с крестьянами беседы вести, и с посадскими, и с прочими. А у состоятельных людей испрашивать более внушительные пожертвования на нужды храма. Дескать, вон, даже одеться толком не получалось…

Зябкий осенний ветерок холодил уже не молодое тело священника. Поэтому он то и дело кутался в свою свитку, стараясь укрыться получше. Ветерок же то с одной, то с другой стороны «пробирался», задувая то за воротник, то под полу, то за пазуху, когда она невольно распахивалась от суеты Афанасия.

Так всю дорогу и ерзал, пока пара служек гребли. Кондрат с парой других поместных дворян был облачен в кольчугу и был начеку. Полсотни рублей, которые они везли – крупная сумма. И желающих ее присвоить хватало. Однако главной ценностью была не она, а краска, которую, как отец Афанасий думал, Андрейка ему точно продаст. А там ценник совсем другой – триста рублей и больше. Деньжищи! Тут много кто мог поучаствовать в судьбе священника и его груза. Даже с виду и благопристойный или даже свой. Поэтому никто кроме самого Афанасия не знал точно, зачем они едут. Официально – проведать Андрейку, который помог Туле, внеся полсотни рублей на борьбу с голодом.

О чем священник отдельно упомянул в проповеди. И не раз. Чтобы ни купец, ни воевода не зазнавались и деньги не заиграли. Эти же трое поместных – просто сопровождают Афанасия по неспокойным землям. Татары ведь уши уже давно и тати вернулись. А на такую процессию они вряд ли сунутся. Трое поместных дворян в кольчугах выглядели очень неприятно и отпугивающие. Тем более, что никакого явного товара они не везли. Во всяком случае, на виду его не было.

– Чу! – поднял руку Кондрат. – Что это за шум?

Все насторожились.

И действительно – из-за перелеска доносился какой-то стук напоминающий битву. А ведь они уже достигли поместья Андрейки. Вон и пепелище старой хаты его бати покоилось.