Михаил Ланцов - Сирота

– Боже… – ахнула Евдокия.

– За татьбу же, учиненную супротив своих, вдова и дочь покойного Петра лишаются доли в поместье, что полагалась на дожитие.

– Не губи! – взмолилась она, падая на колени.

– Я все сказал! – сурово сдвинув брови, прогудел воевода.

– Ты! – не сдержав эмоции прокричала Евдокия, указав перстом на Андрейку. – Ты! Из-за… – хотела она что-то еще сказать, но один из мужчин, что стоял рядом с ней, повернулся и врезал ей оплеуху.

– Брат, ты чего? – ошалело спросила Евдокия.

– Тебе мало? Хочешь еще?

– Но он…

И брат Евдокии еще раз дал ей оплеуху.

– Ты плохо поняла?

– Спиридон, – произнес воевода, – уводи ее домой от греха подальше. А потом заходи, потолкуем.

Андрейка же подошел к Афанасию. Хотел было уже что-то сказать, но тот мягко улыбнулся и едва заметно покачал головой. После чего развернулся и пошел в храм, поманив парня за собой.

– Расскажи отцу Геннадию, как ты удумал эту лампу, – произнес настоятель, когда они укрылись от толпы за деревянными стенами.

– Как-то я заметил, что листья, слетающие с деревьев, иной раз, пролетая над костром, устремляются вверх. Меня это сильно заинтересовало. Ведь как так? Все падает на землю, а они взлетают вверх. Я начал специально их кидать и наблюдать. И это оказалось не случайность. Получалось, что воздух, когда нагревался, устремлялся вверх. Но что приходило на его место? Я предположил, что другой воздух. Ведь если черпнуть воды из речки, то река тут же смыкается, заполняя пустоты.

– А как связаны река и воздух? – без тени юродства поинтересовался отец Геннадий.

– Не ведаю. Но мне показалось, что воздух – это что-то похожее на воду, только намного легче и… жиже что ли. Ведь если воду кипятить, то она выкипает, уходя вверх паром.

– Любопытно, – кивнул священник. – Продолжай.

– И тогда я подумал, что если дуть на огонь больше, то он и разгорится ярче. А вокруг огонька горячо. Вокруг огонька, стало бы, должно не хватать воздуха, который постоянно убегает наверх. Но откуда приходит другой? С боков. Но по мере приближения он также нагревается и опять-таки убегает вверх. Из чего я сделал вывод – огонек задыхается, оттого и горит так слабо.

– И ты решил сделать дырочки снизу? Так, чтобы огонек дышал свежим воздухом, приходящим через лампу?

– Истинно так. Я попробовал и у меня все получилось. Получилось, что, убегая вверх, горячий воздух, сосал из этих дырочек свежий, более холодный. Как вы видите – ничего сложного…

– Ничего? – усмехнулся отец Геннадий и начал прохаживаться. – Я много раз видел, как листья улетали вверх, пролетая над костром. Я сам раздувал огонь, чтобы тот лучше разгорелся и видел, что кузнецы особливо дуют мехами в горн, чтобы жара больше. Но мне и в голову не приходило ничего подобного.

– Случайность, – пожал плечами Андрейка. – Я юн и любопытен.

– А печь, о которой сказывал отец Афанасий, тоже связана с этим наблюдением?

– Да, но не только. Печь удалась скорее случайно. Оказалось, что если разжечь костер в основании трубы, то дым станет убегать в нее. И чем выше уходит труба, тем бодрее он туда побежит. Почему? Не ведаю.

– Интересно, очень интересно… – вышагивая по храму пробормотал отец Геннадий. – А как ты сделал так, чтобы внутри землянки стало тепло?

– Дым горячий. Если топить не сильно, но долго, то он разогревает камни, которых касается. Я сделал трубу змейкой и положил ее на пол. По такой трубе дыму бежать долго, поэтому он хорошо нагревает камни, которых касается. А потом, в конце, поставил торчком вторую трубу – прямую, уходящую в небо. Которая дым и сосала.

– И все?

– И все. Видите – никаких особых секретов и сложностей.

– Никаких особых секретов?! Ха! – не выдержал отец Геннадий. – Да если бы я о том ведал, то разве давился бы дымом столько лет?! О Боже! Отрок! Ты разве не соображаешь, что ты удумал?

– Нет, – максимально изображая искренность, ответил Андрейка.

– Боже-боже… – покачал головой отец Геннадий. – У тебя светлая голова! Но Боже, какая же она бестолковая!

– Сын мой, – с вполне благожелательной улыбкой произнес отец Афанасий. – А ты не верил… ты не доверял.

Парень промолчал.

Ему не хотелось напоминать священнику тот факт, что вообще-то они договаривались о другом. И что он, воспользовался моментом и дал ему куда меньше, чем они даже во второй раз уславливались. Просто потому, что не время и не место. Да и если бы отец Афанасий не вмешался, то парень оказался бы в крайне щекотливой ситуации. Тут и долговая кабала завязывающая его напрямую на воеводу, и женитьба на девушке, которая почти наверняка станет его ненавидеть… и получение «в нагрузку» тещу с не менее добрым отношением. Да и вообще – теперь ни одна собака не посмеет попенять его в том, что он убил Петра и вообще был неправ в том конфликте.

Так или иначе, но парень был доволен. Не так, как он хотел, но ситуация более-менее разрешилась. Оставалось теперь верстание пройти и начинать обживаться.

– Приглашаю тебя погостить в моем доме, – меж тем продолжил Афанасий, хитро прищурившись. – Тебе все равно останавливаться негде.

– А холопы мои?

– Их тоже тащи. Найдем где уложить. Но сначала из реки вылавливай иди. Они до сих пор там барахтаются на лодке и никого к себе не подпускают. Сказывают, что только тебе подчиняются…

1553 год, 5 мая, Тула

Андрейка ожидал всего чего угодно от проживания в гостях у отца Афанасия. Но тот вел себя так, словно ничего не произошло. И вообще не касался острых тем. Большую часть времени он проводил в приходе, а разговоры, которые вел по вечерам, носили общий характер.

Родственники Петра и Евдокии его тоже не беспокоили. Наверное, потому что он с подворья Афанасия и не выходил.

Судебное решение воеводы – это веско и его вряд ли кто-то мог оспорить из местных. Однако ничто не мешало найти другой способ нагадить или докопаться. Например, спровоцировать на нападение.

Парень хорошо запомнил, что избить палками – не значит покушение на убийство. Обидно. Постыдно. И все такое. Но не убийство, если не усердствовать. Так что если ты для защиты выхватишь саблю, то ты и станешь нападающей стороной [65] С судебника 1497 года строго квалифицируют душегубство (убийство) и бой (драку), разводя их по тяжести на тяжелый и легкие преступления. Поэтому достать саблю – совершить покушение на душегубство и темя опасная, которая каралась либо штрафом (4 рубля обычно), либо в случае рецидива или каких-то отягчающих – смертная казнь. А той же палкой избить или ногами – просто бой, который судебник вообще допускает оставлять без наказания, если стороны примирились. Тут главное не приводить к увечьям, что трактуется уже иначе. Аккуратно же избивать для богатого человека бедняка можно было практически безнаказанно. Тем более, что штраф выплачивался не пострадавшему, а в казну. .