Алёна Ершова - Реальность Тардис

– Думаю, что она просто хорошо в людях разбирается, – ответила на мой мысленный вопрос Марина, а потом с хитрецой добавила, – Сказала, что ты ей как брат.

Вова хмыкнул в бороду, и совершенно серьезно произнес:

– Будь она моей сестрой, давно бы через колено положил, да по мягкому месту прошелся хворостиной за то, что косу отрезала. Ты то волосы хоть нетрожь!

– Не буду, – с улыбкой в голосе, отозвалась соседка.

– Слушай, – продолжал тем временем Владимир, – У меня дома коробка стоит с пластинами нарезанными, я планировал колонтарь делать, да передумал. Может зайдешь ко мне на днях, глянешь, вдруг тебе на бригантину подойдут?

– Хорошо.

Кажется, у этих голубков все налаживается. Хотя вначале Вова явно в сторону Алисы поглядывал, интересно она ему то же что-то сказала такое, от чего он решил, что безопасней на подругу переключится?

Слова Алисы вертелись в голове. Больно жалили, правдой, душу. Действительно, его мать найдя молодого мужа первым делом сплавила сына в другой город в институт, чтобы глаза не мозолил, так сказать. Ему выбрали престижный факультет, который он терпеть не мог, и уже пару раз был на грани отчисления, но взятки с одной стороны и угрозы оставить без содержания с другой делали свое дело. Ему сняли хорошую квартиру, ему ежемесячно присылали денег. Все у него было хорошо. Кроме очевидного. Сам по себе он ничего не представлял. Ноль, тряпка, пустое место. Настолько никчёмный, что даже не замечал этого, пока носом не ткнула мелкая пигалица! Горько усмехнулся: «Что ж, Алиса, ты спрашивала, что я хочу. Пожалуй, я хочу, что б ты смотрела на мня по-другому. И добьюсь этого!!»

Алиса Беляева

По литературе проходили поэтов серебряного века. Мне только, кажется, или эта тема из года в год кочует? Разбирали биографию, основные произведения. Я удобно разложилась за партой (все же в сидении одной больше плюсов чем минусов), и внимательно слушала. Урок был мне интересен: во-первых, учитель всегда преподавала настолько вдохновленно, что не заразиться ее любовью к литературе было не возможно. А во-вторых, мне действительно нравились поэты серебряного века. В младших классах я часами могла любоваться на портрет Есенина в кабинете чтения. Став старше мне стала нравится красивая простота стихов Ахматовой, в выпускных классах привлекла дерзость Маяковского. А вот с Сергеем Александровичем, отношения, напротив испортились. Слишком уж мягкими, лиричными, приторными казались его стихи. Каковым же было мое удивление, когда много лет спустя мы с Колей в Северной столице попали на рок концерт памяти Есенина. Тогда мне открылся новый: вызывающий, яркий, грубый в своей гениальности поэт. Я купила и прочла сборник его стихов. Тогда стало понятно, что школьное образование сглаживало, цензурировало, показывало творчество только с одной только стороны.

– … и по завершению темы у вас будет два зачета. Сочинение, по списку представленному в учебнике, и любое стихотворение из предложенных авторов наизусть. На сочинение дам вам недели две, а стих жду к следующему уроку – в понедельник.

Вот и хорошо. Значит у меня есть возможность показать немного другого Есенина, без берёз и Шаганэ.

Первым делом на занятии по гитаре пристала к Никите:

– Ник, мне нужна твоя помощь. Я песню как-то слышала, давай я ее напою, а ты с аккордами поможешь.

– А сама?

– А сама я соврать боюсь.

– Учишь тебя, учишь, – совершенно по-стариковски пробурчал приятель, – А ты!.. Ладно, пой.

Напела, Ник тут же подхватил аккорды на гитаре. Повторила на своей. Записала на листочек. Вместе нашли, где сфальшивила. Разучили. Довольная пошла готовится дальше. Дома взяла классические брюки, приделала к ним подтяжки, среди старых бабушкиных блуз выбрала бежевую в тонкую полоску и с классическим воротником-стойкой, рукава закатала, волосы подкрутила, что б слегка вились. Посмотрела на себя в зеркало. Получился эдакий малец в стиле двадцатых годов прошлого века.

В школе литература была последним уроком, но мой маскарад быстро убирался и ставился. Всего то подтяжки пристегнуть, рукава закатать, да достать гитару. По моему виду учитель поняла, что к заданию я подошла творчески. Я у нее была любимицей, поэтому все подобные начинание учителем поощрялись. Ведь меня можно было позвать в субботу вечером и объявить, что ко вторнику нужно написать творческое эссе на какую-то дикую тему для краевого литературного конкурса или предложить для открытого урока сделать художественный перевод Плача Ярославны. Или попросить выступить на городском конкурсе чтецов который завтра. И о котором всей школой дружно забыли, а теперь вспомнили. Я писала рассказы, стихи, ставила сценки и пьесы с шестого класса, и нам с учителем нравился результат. Мне, потому что мелкая была, глупая, ей, потому что педагог хороший.

И вот сейчас она с довольной улыбкой предложила открыть урок.

Я вышла к доске с гитарой, взяла школьный стул, забралась на его спинку, и пробежалась пальцами по струнам.

Петь я не собиралась. Хоть и Никита все время хвалит голос, но даже при нем я стеснялась лишний раз открывать рот, памятуя о своем «медвежьем слухе». Ник ругался, грозился карами небесными в виде учителя по вокалу. Тем не менее, песни я мурлыкала под гитару исключительно дома, терзая нервы и слух сестры. Хотя вроде, она пока не жаловалась. Тем не менее, чтобы подобрать аккорды на песню группы «Кукрыниксы» пришлось Нику ее напеть. Но перед классом я этот концерт повторять не намерена.

Поэтому, доиграв проигрыш, я отставила гитару, и начала читать:

Голос постепенно набирал силу. Я входила во вкус. Стряхивала с себя шелуху смятений, обид, слабостей.

Стихотворение оголяло нервы, разносило эмоции в клочья. Гудело реквиемом по прежним чувствам. Стирало прошлые обиды.

Я освобождала, отчищала свое сердце. Там в осеннем лесу я простила. Здесь, в душном классе я попрощалась. И устремилась вперед. Только сейчас, обновленная душа порвала плотный кокон сомнений и страхов, и распустилась в груди огромным белым цветком.